Сьюзен Льюис - Держи меня крепче

Поттер замолчала, густо покраснев.

– Снова выставят дураками, ты хочешь сказать? – закончил Гулд фразу своей подчиненной. – Что ж, наверное, в чем-то ты права! Копай и дальше! Но на этого мерзавца времени не трать! Уверяю тебя, там, где он сейчас находится, его стерегут надлежащим образом! Никуда он не сбежит! А вот Алекс Лейк меня действительно волнует. По опыту мы уже знаем, какой она может быть хитрой и изворотливой. Меньше всего на свете мне бы хотелось, чтобы завтра она вышла от мирового судьи с видом победителя, опять оставив всех нас в дураках. А поскольку на нее работают люди Джулиана Крейна, то такой исход дела совсем даже не исключен.

– Не переживайте, сэр! – поспешила возразить ему Поттер. – Обвинителем по этому делу выступает Энди Фиппс, а он с нами заодно и все время был заодно. Так что у нашей общей подруги Шарлотты нет ни малейшего шанса выйти на свободу под залог. Тем более после того, как она уже однажды благополучно удрала из страны.

Гулд прищурился и бросил на Поттер скептический взгляд.

– Дай-то бог, чтобы ты оказалась права! – неопределенно пробурчал он. – Дай-то бог!

После чего оставил Поттер гадать, что именно шеф имел в виду, а сам решительным шагом направился к лифту.

Шарлотта прекрасно понимала: вряд ли в рядах местной полиции есть хоть один человек, который не испытывает к ней стойкой неприязни, не говоря уже о том, чтобы иметь сочувствие ко всем ее невзгодам. И уж тем более такому полицейскому, если он даже и отыщется, никогда не поручат утром следующего дня сопровождать ее в магистрат к мировому судье. Впрочем, для начала ей позволили принять душ и переодеться в чистое. Благо сумку с ее вещами Ким привезла в полицейский участок вчера поздно ночью. После водных процедур Шарлотту под охраной препроводили в закрытый полицейский фургон без окон, где уже и без нее было тесно, как в бочке. В ночь с пятницы на субботу местные служители порядка потрудились на славу и задержали тьму народа, всяких там выпивох и прочих подгулявших граждан, покушавшихся на разные мелкие правонарушения. Вся эта куча мала с нетерпением ожидала, когда их доставят в суд, а потом отпустят восвояси, приговорив к различным административным штрафам.

Зажатая со всех сторон этим харкающим, плюющим и кашляющим контингентом правонарушителей, ругающим почем зря весь белый свет, Шарлотта молча тряслась вместе со всеми остальными бедолагами в наглухо законопаченном металлическом ящике, где у каждого была своя мини-клетка, в которой невозможно было не только сидеть, но и стоять по-человечески, и внутренне готовилась к худшему. Наверняка сейчас их фургон следует в суд в сопровождении вездесущей прессы. Увидеть этого не представлялось возможным, но по звукам, доносившимся извне, Шарлотта понимала, что волнение нарастает по мере их приближения к магистратуре. Вот полицейский фургон медленно повернул на Виктория-сквер, и оживленный шум многократно усилился. Значит, их снова поджидают толпы репортеров, телевизионные бригады, фотои кинокорреспонденты, причем числом не менее, чем это было вчера возле полицейского управления. А скорее всего, сегодня на встречу с ней собралось гораздо больше пишущей и снимающей братии.

Наконец за ними с лязгом опустились металлические ставни-роллы, и фургон въехал в глухое полуподвальное помещение, похожее на пещеру, расположенное уже непосредственно в здании суда. Шарлотта стала напряженно ожидать, когда ее выпустят из железного ящика. Судя по всему, ее очередь была в самом конце. Что одновременно было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что оттягивался момент, когда она должна предстать перед мировым судьей, а у самой Шарлотты не было ни малейшего желания встречаться с ним, плохо – потому что замкнутое пространство фургона, напоминавшее ей железный гроб, чем дольше длилось ожидание, тем все сильнее давило на психику.

Но вот наконец наступил и ее черед. Охранник отомкнул замок на ее клетке и с издевательским полупоклоном знаком велел выходить.

– Вот уж не предполагал, что мы везем такую знаменитость! – ернически прокомментировал он ее появление на выходе.

Шарлотта, вперив глаза в землю, молча протиснулась по узкому проходу между клетками туда, где уже толпились остальные ее товарищи по несчастью. Каждого из них еще раз обыскали, потом пометили в каких-то списках, и наконец всех препроводили в камеру. Поскольку Шарлотта была единственной женщиной, то ее поместили в отдельную камеру: унылое помещение с облупившейся краской на каменных стенах. Такое впечатление, что их красили в последний раз лет пятьдесят тому назад.