Гилберт Честертон - Поединок доктора Хирша

– Может быть, психологически это возможно, – отозвался Фламбо. – Тогда можно понять, почему Дрейфус был уверен в своей невиновности, а судьи были уверены в его виновности. Но с исторической точки зрения это невозможно, потому что в документе Дрейфуса (если это был его документ) содержались точные сведения.

– Я думал не о Дрейфусе, – возразил отец Браун.

Столики кафе опустели, и над собеседниками сгустилась тишина. Было уже поздно, хотя солнечный свет все еще льнул к предметам, как будто случайно запутавшись в древесной листве. Фламбо резко подвинул свой стул, так что звук эхом отдался вокруг, и закинул локоть на спинку.

– Что ж, – сурово сказал он, – если Хирш – не более чем робкий торговец изменой…

– Не стоит слишком сурово относиться к ним, – мягко ответил отец Браун. – Они не так уж виноваты, просто им недостает интуиции. Я имею в виду то, что заставляет женщину отказываться от танца с мужчиной или побуждает мужчину не трогать свои капиталовложения. Они внушили себе, что «чуть-чуть не считается».

– Так или иначе, он в подметки не годится моему поручителю, и я доведу дело до конца, – нетерпеливо сказал Фламбо. – Возможно, старина Дюбоск немного не в своем уме, но все-таки он патриот.

Отец Браун вернулся к блюду со снетками. Что-то в его неторопливой манере еды заставило Фламбо снова устремить на него взгляд своих блестящих темных глаз.

– Послушайте, Дюбоск абсолютно прав в этом отношении, – настойчиво произнес он. – Вы ведь не сомневаетесь в нем?

– Друг мой, я сомневаюсь во всем, – ответил маленький священник, отложив нож и вилку с видом беспросветного отчаяния. – То есть во всем, что произошло сегодня. Я сомневаюсь в событиях, разворачивавшихся у меня перед глазами. Я сомневаюсь во всем, что видел, начиная с сегодняшнего утра. Что-то в этом деле сильно отличается от обычной криминальной загадки, где один человек более или менее лжет, а другой более или менее говорит правду. Здесь же оба… Ладно! Я изложил вам теорию, которая могла бы удовлетворить кого угодно, только не меня.

– И не меня, – Фламбо нахмурился, между тем как его собеседник набросился на рыбу, словно покорившись судьбе. – Если вы можете предложить лишь идею о записке, которую толкуют по-разному, я скажу, что это очень хитроумно, но… как бы еще сказать?

– Но неубедительно, – быстро вставил священник. – Я бы сказал, совсем неубедительно. Вот что странно: почему ложь выглядит такой неумелой, словно у мальчишки-школьника? У нас есть лишь версия Дюбоска, версия Хирша и моя скромная выдумка. Либо записка была написана французским офицером, чтобы погубить французского чиновника, либо она была написана французским чиновником, чтобы помочь немецким военным, либо она была написана французским чиновником, чтобы ввести в заблуждение немецких военных. Очень хорошо. Но секретный документ, курсирующий между такими людьми, офицерами или чиновниками, обычно выглядит по-другому. Он должен быть зашифрован, или, во всяком случае, изобиловать сокращениями, научными и профессиональными терминами. А здесь мы имеем дешевку из низкопробного романа, вроде «ты найдешь золотой ларец в багряном гроте». Это выглядит как… как если бы писавший хотел, чтобы другие сразу же распознали фальшивку.

Прежде чем они успели обдумать сказанное, невысокий человек во французском мундире стремительно подошел к столику и с глухим звуком опустился на стул.

– У меня необыкновенные новости, – сказал герцог Валонский. – Я только что от нашего полковника. Он собирается покинуть страну и просит передать свои извинения sur le terrain [4].

– Что? – воскликнул Фламбо и самым грозным тоном добавил: – Извинения?!

– Да, – угрюмо ответил герцог. – Прямо на месте, перед всеми, когда шпаги будут обнажены. Нам с вами придется сделать это, когда он будет выезжать за границу.

– Но почему? – вскричал Фламбо. – Ведь он же не боится этого ничтожного Хирша!

– Полагаю, это какой-то жидомасонский заговор, – сухо бросил герцог, – предназначенный для того, чтобы сделать из Хирша героя…

Лицо отца Брауна казалось простодушным, но имело любопытную особенность: оно либо ничего не выражало, либо вдруг озарялось светом знания. Существовал краткий миг, когда одна маска падала, и на ее место становилась другая, и Фламбо, хорошо знавший своего друга, моментально заметил, что тот понял нечто важное. Отец Браун ничего не сказал, но доел рыбу на тарелке.

– Где вы в последний раз виделись с нашим драгоценным полковником? – раздраженно спросил Фламбо.