Борис Баделин - На полынных полях

Юнусбеков отметил, что прежними у его приятеля, пожалуй, остались лишь манера скупо и точно излагать мысли, да ещё ровный, бесцветный голос.

Уже с первых минут разговора о деле они поняли, что отныне нужны друг другу, как никогда раньше.

Главной проблемой была кандидатура человека, который стал бы связующим звеном между высокими договорившимися сторонами. Такой человек нужен был в России, в Москве.

– Поищи-ка в памяти кого-либо из твоих коллег по КГБ, – неожиданно предложил Гольдштейн. – Многие из них сорвали с себя погоны вместе с былыми идеалами и ушли в коммерцию. А некоторые – вообще доедают последнюю пшёнку и, с голодухи, готовы работать хоть ночными сторожами.

И тут Юнусбеков вспомнил майора Нестерова, который до крушения системы месяцами не вылезал из командировок в Душанбе и в пограничные с Афганистаном таджикские селения.

Майор в те времена обслуживал направление по контрабанде наркотиков, прошёл необходимую подготовку, и был уже в своём деле серьёзным специалистом. Они, работая с Юнусбековым в одной служебной связке, сдружились. Элгазы, зная местные неписанные законы, а также людей, облечённых в горах и долинах его родины негласной, но реальной властью, не раз выводил Антона из-под смертельной опасности…

– Координаты помнишь этого майора? – поинтересовался Гольдштейн.

– Был домашний московский телефон, думаю – он не изменился.

– Ты ведь назад через Москву полетишь? – вопрос Сержа звучал уже как руководство к действию.

Гольдштейну и его партнёру из Душанбе действительно удалось заполучить весьма и весьма ценного специалиста, который возглавил их бизнес в России.

Антон Нестеров, известный своему новому окружению как Анубис, за дело взялся энергично и беспримерно жёстко – за полгода подмял под себя многих разрозненных конкурентов, безжалостно уничтожая непокорных и щедро поощряя встающих под его руку.

Анубис профессионально владел приёмами вербовки, и круг его пособников стремительно расширялся, да к тому же он – прекрасно зная, какими методами могут работать против него люди в погонах – легко предугадывал и упреждал их действия.

Зден своевременно проинформировал обо всём своё руководство. В Тель-Авиве задумались, но решили пока смотреть на тему сквозь пальцы:

– В этом есть даже какая-то историческая справедливость: адекватный ответ цивилизованного Запада сиволапой Москве за прошлую наркоатаку. И что весьма пикантно – исполнитель тот же!

В конце-концов, эта информация – наш полновесный шекель, который при необходимости можно обменять на какие-нибудь лубянские рубли – по согласованному курсу, в рамках сотрудничества против международной наркомафии…

Сержу Гольдштейну было известно, что Растопчин ещё в девяносто первом году отправлен на пенсию, но старый чекист оставался крайне опасным – он один знал истинную роль Валерия Лазаридиса в контрабанде наркотиков, и его давно следовало убрать.

Не мог Серж простить генералу и укрытой тонны героина: это была куча денег, его личных денег, которыми не нужно было делиться даже с Элгазы – терять такой куш очень не хотелось.

Чтобы поставить окончательный крест на «Белом караване», Гольдштейн рассчитал путь, который показался ему единственно возможным.

Когда-то, профессионально оценивая опасность, что могла угрожать лично ему в ходе операции, Растопчин назначил себе дублёра по «Белому каравану». Имя преемника и способ связи с ним он доложил Лазаридису.

– Вы ручаетесь за него? – недоверчиво щурясь, спросил тогда Лазаридис.

– Да, я знаю полковника Стрижакова, как добросовестного, исполнительного офицера и надёжного человека, – отвечал генерал. – Но и он получит от меня пока лишь пакет с краткими инструкциями, который вскроет в случае моей смерти.

Вы сможете с ним связаться при первой же необходимости напрямую, а дальше – как сами решите по обстоятельствам…

Анубис был вызван в Австрию и там получил приказ хозяина на устранение генерала Растопчина.

– Попробуй захватить живым, – напутствовал он Анубиса. – Но, если возникнут какие-то сложности, помни: главная задача – убрать!

Растопчин тем временем почти безвыездно пребывал на своей даче.

Страна понемногу училась жить иной жизнью, но Сергей Иванович всё никак не мог привести себя в равновесие с новой действительностью. Часами он сидел у окна или лежал на диване в кабинете, мысленно выстраивая планы наказания предателей и возвращения законной власти, хотя и вполне отдавал себе отчёт, что все его планы, по сути, смешны и несбыточны.