Глэдис Митчелл: Тайна Камня друидов

«Ничего себе! – пронеслось в голове у Обри. – Эдак он дороется до Австралии! Что за забавы? Может, он сомнамбула?»

Вырыв яму длиной примерно шесть футов и глубиной – тут Обри мог только прикинуть – фута три, Джим положил лопату, осторожно ступил в яму и скрылся из виду.

«Точно, спятил! – подумал Обри, которого все эти непонятные манипуляции скорее забавляли, чем пугали. – Сомнамбула и есть! Наверное, сейчас воображает, будто улегся в постельку. Может, разбудить его? Старый Томпкинс говорит, что будить сомнамбул опасно: они начинают беситься и могут натворить бед. Тогда что? Стянуть у него лопату, пока он ничего не натворил?»

Он уже собирался претворить это намерение в жизнь, но тут над ямой появилась голова и плечи Джима Редси. Он встал, осторожно вылез из ямы и зашагал к орешнику. Как только Джим скрылся в зарослях, Обри подполз по короткой траве к лопате, схватил ее за древко и, волоча за собой, утянул в густую тень. Фелисити, удивленно все это наблюдавшая, так удивилась, что не издала ни звука.

Джим появился так же внезапно, как исчез. Он выглядел растерянным и то ли в изумлении, то ли в испуге всматривался в кусты – в темноте было невозможно определить его состояние. Он снова ринулся в те же заросли, но совсем скоро – Фелисити и Обри, следившие за происходящим с противоположных сторон поляны, слышали, как он бранится себе под нос, – появился опять и приступил к обследованию других кустов.

Он подбирался к Обри все ближе. Тот уже подумывал удрать, но вовремя сообразил, что ему недостает знания ночного леса, чтобы сделать это, не привлекая внимания Редси, тем более с лопатой. С этим тяжелым и неудобным инструментом в руках он непременно поднял бы шум. Можно было бы, конечно, не тащить с собой лопату, но она приобрела смысл захваченного флага противной стороны, и Обри полагал, что погибнуть, оберегая ее, будет предпочтительнее позорного бегства налегке. Поэтому он остался на месте.

Редси, с упорством и с бранью шаривший в кустах в поисках непонятно чего и донельзя опечаленный тем, что искомое никак не шло ему в руки, внезапно схватил его за ухо. От крика, испущенного сыном, миссис Брайс Харрингей заворочалась во сне в своей спальне в поместье. Подпрыгнув и вцепившись в лопату, свою военную добычу и драгоценный трофей, Обри метнулся в направлении дома, туда, где мать не даст его в обиду. К счастью, он выскочил на тропинку, по которой и припустил, постоянно оглядываясь в напряженном ожидании преследования.

Джиму Редси не так повезло: он промахнулся мимо тропинки и поэтому неминуемо должен был врезаться в дерево, зацепиться за сук, запутаться в зарослях. Это и произошло: Джим споткнулся на бегу о корень и растянулся на земле.

Обри вылетел из лесной чащи на открытое пространство. В школе он показывал хорошие результаты в забегах на полмили, и сейчас это ему помогло. Джим Редси, вырвавшись из цепких зарослей, с руганью стряхивал с себя и вынимал из волос колючие стебли ежевики, понимая, что жертва ускользнула и дальнейшее преследование ничего не даст.

Озадаченный и напуганный, он добрался до дома, когда Обри Харрингей, воткнувший лопату в одну из клумб, где садовник, по его предположению, без труда нашел бы ее утром, подтянул к подбородку простыню и утирал ею пот с лица.

Фелисити узнала Обри, но сообразила, что Джим Редси, бросившийся за ним в погоню, остался в неведении, кого догоняет. Когда шум погони стих и трепещущее сердечко Фелисити возобновило свое нормальное биение, до нее дошло, что она осталась одна в огромном пугающем лесу, а час поздний. Вот бы очутиться сейчас в своей уютной спаленке!

«Но прежде чем отправиться туда…» – одернула она себя.

Прямой потомок Евы, не прижившейся в раю, она осторожно двинулась вперед и застыла перед вырытой Джимом Редси ямой. Заглянув в нее, содрогнулась. Ей, дочери духовного пастыря, шестифутовая яма показалась свежевырытой могилой!

Миссис Уиллоуз кормила детей завтраком. Дело происходило во вторник, часы показывали без десяти восемь, температура воздуха была приятная – восемнадцать градусов в тени. Маленькая юркая миссис Уиллоуз хлопотала над голодными юными детьми, как приемная птица-мать хлопочет над полным гнездом переростков-кукушат.

Их домик наполнил бы сердце любого американского кинопродюсера радостью. Он был крыт соломой, пол имел каменный, крыльцо заросло вьющимися розами. К двери домика тянулась длинная узкая дорожка, с одной стороны от которой зеленел огород, а с другой пестрели летние цветы. Комнат в домике было четыре, не считая флигеля. Джордж Уиллоуз не батрачил на ферме, а работал садовником. До 15 июня он служил садовником у Руперта Сетлея. Затем нанялся на полдня к майору Фарквару, предлагая свои услуги на утро и на субботние дни любому, кто нуждался в садовнике. Пока миссис Уиллоуз выталкивала Томми Уиллоуза из ворот, плотно закрывала ворота и увещевала Джорджа Уиллоуза за намерение залезть на дерево в лучших школьных штанишках, ее супруг вез тележку с гравием по дорожке коттеджа на холме, что на полпути между деревней Уэндлз-Парва и соседним городком Боссбери.