Жак Экспер - Гортензия

Анна не упускала удобного случая, чтобы посетовать, что уж она-то, разумеется, предпочла бы «сидеть в Париже», «но ведь, ребята, сами понимаете». Двое малышей-погодков весь вечер осаждали мать, оглушая нескончаемыми воплями приглашенных. Помню, тогда я еще подумала, что, если у меня когда-нибудь будут дети (что маловероятно), я ни за что не позволю им отравлять существование моим гостям. Впрочем, сами приглашенные меня тоже страшно раздражали: все наперебой восторгались этой глупой гусыней Анной, которая восседала в гостиной, давая грудь младшему чаду с таким важным видом, будто тот был королевским отпрыском, а она – королевой-матерью. Я же находила и это прилюдное обнажение, и всеобщее восхищение неуместными. «Этот лишний метр будет отдан в полное распоряжение детей!» – не унимался ее придурковатый муж.

Мы с Анной вместе работали, но слишком мало друг друга знали, и, когда она приглашала меня вместе с остальными коллегами, у меня возникло ощущение, что ей не очень-то этого хотелось. Признаюсь, я никогда не считалась заводилой или душой компании, но не ходила и в занудах. Была же я из числа тех, имя кому – легион и чье отсутствие никогда никого не волнует. Однако из чистого желания досадить Анне, помню, я приняла ее приглашение с энтузиазмом. Зато теперь я только и думала, как бы поскорее смыться, не пропустив последнюю электричку в Париж.

И тут ко мне подошел он.

– Кажется, ты скучаешь? – заметил он. – Здорово, не так ли, с милым на пару приобрести вот такой шалашик за городом?

В голосе его звучала ирония, но почему-то я ответила со всей серьезностью:

– По мне – так вовсе не здорово.

– Ну, раз так, может, удерем отсюда?

Мы вышли вместе, не попрощавшись ни с хозяевами, ни с гостями, страшно довольные, как нашкодившие подростки. Открывая передо мной дверцу своей машины, «Фиата Панды», он представился:

– Я – Сильвен, а ты?

Когда я пробормотала свое имя, он небрежно бросил:

– Едем, скоро я верну тебя в цивилизацию.

Стыдно признаться, но именно в тот момент – говорить об этом мне и сейчас больно – я угодила в сети его очарования. И даже, думаю, случилось нечто большее. Я влюбилась. Могла ли я знать тогда, что до улицы Мучеников меня промчит с ветерком гнуснейший из подонков…

Раскованный, свободный, Сильвен болтал всю дорогу и, казалось, был в восторге от того, что я сидела рядом. Машину он вел превосходно, выверенным было каждое его движение, а я любовалась им – например, тем, с какой обольстительной небрежностью он зажигал сигарету. Обычно я не выносила запах табака, но с ним ничто меня не раздражало. Он задавал много вопросов: о моей жизни, вкусах, о том, люблю ли я путешествовать. И, представьте, я отвечала ему едва ли не восторженно, очень откровенно, и это я – всегда такая закрытая! Никогда, ни разу в жизни такой мужчина, как он, даже просто не задерживал на мне взгляда. Я чувствовала только одно – что почва уходит у меня из-под ног, и до такой степени была им околдована, что даже ни разу не спросила себя, как могло случиться, что столь средняя девица привлекла его внимание.

И, уж конечно, я тут же ответила согласием на его предложение вместе позавтракать в следующую субботу. Больше скажу, я даже сама предложила ему совершить прогулку до площади Тертр. И уж точно, что я ни секунды не сомневалась, прежде чем в тот же вечер переспать с ним.

Ночью, когда Сильвен заснул, я прижалась к его спине, вбирая в себя блаженное тепло его тела. Внезапно меня охватило невероятное ощущение счастья. Это был единственный раз, когда я не задала партнеру ни одного вопроса. Зато я не переставала задавать их себе. Например: почему он выбрал именно меня? Во время завтрака тот же вопрос я прочла в глазах официантки. Но мне было наплевать. В момент, когда я расплачивалась по счету, я с легкостью выдержала ее насмешливый взгляд, и мне хотелось крикнуть: «Да, он – мой, мой, мерзавка!» Думаю, что впервые в жизни, когда мы в обнимку выходили из ресторана, я чувствовала себя непобедимой. Я правила миром.

И вот наступил момент, когда я решила ему сказать. Больше ждать было невозможно.

Вместе мы были уже год, семь месяцев и двадцать пять дней. Я могла бы добавить к этому точное число часов, минут и секунд. Учтено было каждое мгновение, проведенное с ним. Само по себе его присутствие уже было чудом, и я жила в постоянном страхе, что потеряю Сильвена и все вдруг исчезнет. Из головы не выходила мысль, что именно такая судьба меня ждет рано или поздно, вот почему я жила одним днем, ценя это хрупкое равновесие, которое держалось на волоске.