Тэми Хоуг - Девушка Лаки

Обхватив себя за плечи, как будто ей было зябко, Серена посмотрела на картину, изображавшую надвигающуюся грозу. Тревожное недоброе небо представляло собой беспорядочную серо-зелено-желтую массу, нависшую над спокойной водной гладью. На глаза невольно навернулись слезы.

Лаки постоянно давал ей понять, чтобы она не смела вторгаться в его жизнь, не смела проявлять излишнее любопытство. Он согласился лишь стать ее проводником, сдержанным и не слишком любезным, и скрепя сердце временно предоставил крышу над головой. Она же проявила излишнюю настойчивость, если не сказать беспардонность, объясняя свое любопытство профессиональным интересом. Уверив себя в том, что имеет право выяснить, в ладах он с законом или нет, она даже не заметила, как нарушила самое главное право человека – право на личную жизнь. Серена резко обернулась и шагнула к выходу. В следующий миг у нее перехватило дыхание: в дверном проеме, пристально на нее глядя, молча застыл Лаки. Он стоял неподвижно, однако Серена едва ли не кожей ощутила исходившее от него напряжение, которым было наэлектризовано окружавшее пространство. Она встретилась с ним взглядом, и глаза его сверкнули, словно молния, которая предвещает приближение бури.

– Простите, – прошептала Серена, чувствуя, что вся дрожит. – Мне не следовало заходить сюда.

– Верно, не следовало, – глухо отозвался Лаки. Его голос клокотал яростью.

Он не сводил с нее глаз, из последних сил пытаясь не сорваться, не выплеснуть скопившийся в душе гнев. То, чем он занимался здесь, в этой комнате, было его личным делом. Когда он вернулся из Центральной Америки, этот чердак стал для него своего рода святилищем, кельей, его утешением и его спасением. Он мог проводить здесь долгие часы, исцеляя душу, нанося мазки краски на холсты, пытаясь собрать воедино разум и чувства, избавиться от тяжкого груза пережитого, груза, который мучительно раздирал его сознание. Картины были самым интимным отражением его чувств: боли, от которой он был не в состоянии избавиться, страхов, в которых упорно не желал признаваться самому себе. Позволить кому-то постороннему видеть их было равносильно тому, как если бы он распахнул свою душу, обнажил ее и выставил на всеобщее обозрение. Это было немыслимо. И вот теперь случилось именно то, чего он так надеялся избежать, чего старался не допустить.

– Я не хотела вторгаться в вашу жизнь, – повторила Серена, ощущая себя полной идиоткой.

– Но именно это вы и сделали, – возразил Лаки. Он прошел в комнату и, не скрывая своего раздражения, принялся накрывать картины кусками материи. – Скажите, все психологи так поступают? Копаются в головах у людей, выуживают их тайны?

– Я просто хотела проверить, нет ли здесь какой-нибудь контрабанды. У меня есть право знать, что представляет собой человек, в чьем доме я оказалась, – ответила Серена, прекрасно понимая, насколько жалок, эгоистичен и лицемерен ее ответ.

Лаки резко обернулся и, схватив ее за руки, притянул к себе. Серена была вынуждена откинуть назад голову и посмотреть ему прямо в глаза.

– Здесь у вас нет никаких прав! – прорычал он. – Это не ваш дом. Это не светское общество, Шелби. Здесь не действуют никакие правила, кроме моих.

– Серена, – поправила она его дрожащими губами. Лаки растерянно посмотрел на нее. Ей показалось, будто в глазах его промелькнуло безумие, и ей впервые сделалось по-настоящему страшно. Не знаю даже, что и думать … Люди говорят, что он не сумасшедший … – Мое имя Серена, – еле слышно прошептала она, видя, как Лаки отчаянно пытается сдержаться, подавить в себе вспышку гнева.

В следующий миг он заморгал, как будто пелена слетела с его глаз, и он почувствовал, как к нему вновь возвращается разум. Еще мгновение назад клокотавшая в нем ярость постепенно пошла на убыль. До него дошел смысл ее слов. Он резко выпрямился и выпустил ее руки. Серена отшатнулась и наткнулась на мольберт. Тот покачнулся, а с ним и прикрепленная к нему картина.

– Я знаю, кто вы такая, – угрюмо произнес Лаки и, пригладив волосы, принялся расхаживать по комнате туда-сюда, как загнанный в клетку тигр. Взгляд его был устремлен в пол, хотя по-прежнему пылал яростью. А еще Серена заметила в его глазах… страх. – Черт вас побери! – бросил он ей, надрывно дыша, как будто ему не хватало воздуха.

Боже, как несправедлива к нему жизнь! Она ограбила его, лишила самого дорогого. Отняла молодость, доверие к людям. Похоже, у него остались лишь гордость и его внутренний мир. И вот теперь эта женщина, что стоит в его комнате и испуганно смотрит на него нежными карими глазами, готова лишить его того последнего, что у него есть. Нет, пусть даже не надеется! Он не желает впускать ее в свою жизнь. Ему не нужно напоминаний о прошлом, которые она невольно разбудила в нем. Не нужен огонь, который она разожгла в его крови, будь она проклята!