Рита Мональди - Secretum

Я наблюдал за этой чудовищной бандой. Вспомнив слова Рыжего, я узнал предводителя лосснеров. У него действительно была тяжелая железная цепь на шее, и он все время бормотал «бран-бран-бран». Насколько я помню, его люди занимались мошенничеством: они утверждали, что находились в плену у турок, и поэтому разговаривали по-турецки. Конечно, этим вечером тут не было простофиль, которых можно было одурачить, но, как и все другие черретаны, лосснеры пришли, так сказать, в рабочей форме.

– А где же сам великий легат? – спросил Атто, оглядываясь по сторонам в поисках Ламберга, – сколь бы безумной ни была эта идея.

Вместо ответа Угонио направился к самому началу колонны. Он подошел к предводителю генсшереров – мужчине с окладистой седой бородой и длинными волосами, выбивавшимися из-под большой, украшенной перьями шляпы. В соответствии с традициями своего братства, предводитель был в одежде дворянина, впрочем, очень грязной и рваной.

Угонио склонился перед мужчиной в шляпе, замедлив движение. Мы поспешно надвинули капюшоны ниже, испугавшись, что сейчас нас раскроют. К счастью, мерцающий свет факелов, почти не освещавший зрительный зал, помогал нам. Я оглянулся… Повсюду толпились хромые, прокаженные, немые и слепые. Их полуголые тела со шрамами от пыток, цепей или самобичевания временами сводило судорогой. Все это представляло интереснейший образец искусства обмана: эти шрамы и раны, судороги и гнойники, хромота и немота. Все это было не настоящим увечьем, а свидетельством высокого мастерства, следы которого оставались на их телах даже сейчас, когда они не занимались своим ремеслом – ложью и обманом. Присмотревшись получше, я понял, что они были совершенно спокойны, прогуливались туда-сюда, пили дешевое вино, смеялись и шутили. Это были абсолютно здоровые люди, и ничто не могло омрачить их радость. Меня разрывали ужас, страх и изумление, но времени обсудить это с Атто не было. После короткого разговора, из которого мы не услышали ни слова, Угонио вернулся к нам и процессия сдвинулась с места.

– Посмотрите на генсшерера за спиной главы организации, – шепнул наш проводник.

Мы увидели лысого, немного сутулого старика, одетого в совершенно разорванный костюм ремесленника и полустоптанные туфли. Значит, он тоже следовал предписаниям своего братства и просил милостыню, делая вид, что когда-то был достойным человеком, но впал в нищету. На спине он нес старый вещевой мешок, из которого торчали какие-то листы.

– Это великий легат, – объяснил нам Угонио.

– Что-о-о?! – прошипел Атто, у которого глаза на лоб полезли от изумления.

– Это брат из Голландии. Его зовут Дреманиус. Он немного сумасшедший, читать не умеет совершенно, но переплетчик отменный. Именно поэтому он состоит в братстве генсшереров. Трактат у него, – прибавил Угонио, едва заметным движением головы указав на содержимое рюкзака.

Атто заскрежетал зубами. Итак, все дело не в Ламберге и не в заговоре императора. Теперь все понятно: великий легат не был legatus, то есть послом. Он был legator – обычным переплетчиком. Вся путаница возникла из-за странной латыни, которую использовали черретаны. Так значит, трактат о тайнах конклава, который играл ключевую роль в судьбе Атто, находился в руках этого вшивого, мало чем примечательного голландца.

– А на кой черт этому голландскому переплетчику Дреманиусу, или как там его зовут, мой трактат?! – спросил Атто, распаляясь от злости.

– Он хочет отклеить переплет, это мне сказал глава организации.

– Отклеить переплет?! – не переставал изумляться Мелани. – Три тысячи, чертей, что это значит?!

Угонио пришлось промолчать: к нам приблизился черретан невероятного роста, с огромными грязными лапищами и черной повязкой на правом глазу. Он позвал Угонио с собой, и тот пошел за ним.

Таким образом мы остались без проводника в этой безумной смердящей массе людей, стоя в процессии, ни цели, ни направления которой мы не знали. Неподалеку от нас какие-то оборванные старики ссорились из-за бутылки вина. Один из них, очевидно уже чрезвычайно пьяный, уставился на Атто и громко рыгнул. Мелани с отвращением отвернулся и невольно сунул руку в карман за носовым платком, но вовремя опомнился: ни в коем случае нельзя было привлекать к себе внимания подобной чистоплотностью.

Внезапно марширующие черретаны, уже явно находившиеся в приподнятом настроении, завели странноватую песенку: