Рита Мональди - Secretum

– А вы не опасались гнева короля, когда рассказывали ему то, что могло его обидеть?

– Я ведь уже рассказывал тебе in extenso, [81]как Людовик прожил двадцать лет после свадьбы с Марией Терезией. Его сердце погрузилось в глубокий беспробудный сон. Я бросал в его сердце камни света, рассыпавшиеся сияющими осколками кристаллов, которые затем соединялись в кинжал – кинжал ревности, способный сразить апатию короля и пронзить его, пусть и на краткое мгновение, слепяще-ясным воспоминанием о Марии. Это воспоминание сияло для него ярче, чем красота всех драгоценностей и бархата, которыми он одарял своих любовниц, чем блеск всех невероятных фейерверков, устраиваемых во время праздников, театральных выступлений и балетов, пьянило его сильнее всех гениальных оркестров. Эти мечты были слишком скоротечны, чтобы у короля появилось время обдумать их. Они сразу же тонули в блистательном шуме двора, но все же они оставались в нем, спрятавшись в потаенных уголках его души чтобы нашептывать королю в ночном преддверье сна о том что Мария жива.

Служение, в которое превратил аббат Мелани свою невообразимую любовь к Марии Манчини, тронуло меня до глубины Души. Двадцать лет он в полном одиночестве, окружив себя тайной, заботился о том, чтобы не порвалась серебряная нить связывающая эти два разбитых сердца. Кто знает, подумал я, может быть, сейчас аббат предложит мне выполнять его обязанности посредника между двумя влюбленными. Но аббат молчал, погрузившись в свои воспоминания.

Через некоторое время Атто вытащил из кармана богато украшенную золотом и серебром шкатулку в форме жемчужницы, взял оттуда несколько лимонных шариков и бросил их в кувшин с водой чтобы приготовить освежающий напиток. Когда шарики растворились, Атто начал пить из кувшина и никак не мог остановиться.

– Эти шарики из лимонных корочек просто великолепны, – вздохнул он, отирая губы. – Маршал Сальвиати регулярно мне их дарит. Красивая шкатулка, правда? Моя ракушка… – добавил он, любуясь коробочкой, на которую я уже обратил внимание. – Ее привезли из заморских колоний. Очень изящная, не так ли? Мария подарила мне ее на память… пару лет назад.

В голосе аббата прозвучала нотка умиления.

В дверь постучали. Это был паж, который поинтересовался, не нужно ли чего аббату.

– Да, спасибо, – ответил Атто, немного откашлявшись. – Принеси мне поесть. А ты чего-нибудь хочешь, мальчик мой?

Я с радостью принял его предложение, так как в животе у меня урчало от голода – время обеда давно прошло.

– Ты только представь, ведь Франция, да и вся Европа, могли быть совсем иными, – продолжал рассуждать Атто, – если бы Мария Манчини стала королевой Франции и они с Людовиком правили бы вместе. Нападение на Голландию и немецкие княжества, жестокое разрушение Пфальца, голод и нищета, возникшие во Франции из-за этих войн… кто знает, чего еще нам удалось бы избежать?

– Что ж, если бы все пошло так, как вы хотите, Франция не могла бы претендовать на Испанское наследство. – Я не мог удержаться от того, чтобы не спровоцировать Атто и, очевидно, задел его больное место.

– Никакого противоречия здесь нет, – вскинулся он. Прошлое уже в прошлом, и его течение может изменить лишь наше воображение, как это произошло на «Корабле». Можно только предпринять все, чтобы это не было напрасным.

– Что вы имеете в виду?

– Если разлука его величества с Марией Манчини принесет роду Бурбонов испанский трон, – назидательно сказал Атто, подняв указательный палец, – то страдания обоих, которые начались еще сорок лет назад, превратятся в великую жертву во имя королевского дома Франции и во имя славы Господа Бога нашего от чьего имени присно и вовеки веков правят короли.

Поначалу мне было очень трудно следить за ходом его запутанных рассуждений, но кое-что я все-таки понял. Атто впервые со времени своего приезда на виллу Спада заговорил со мной о наследнике трона-Испании.

– Тогда их разлука окажется не напрасной, – добавил он.

Войну за трон Голландии, по словам Мелани, Людовик XIV мог бы вести только в том случае, если бы он был истинным супругом Марии Терезии, ведь в этой войне он требовал от испанцев часть наследства своей жены.

– Короче говоря, как бы то ни было, Людовик XIV решительно настроен исправить, пусть и силой, ту несправедливость, которая была допущена в отношении него. Все то горе, которое довелось испытать сперва ему, а затем всем остальным… но ведь мы с тобой уже говорили об этом, помнишь? – спросил меня аббат.