Раймонд Бенсон - Homefront. Голос свободы

Далекий звук удара заставил Бена с Келси подпрыгнуть. Они сразу поняли, что это было. Диджей снова заговорил, жалобно всхлипывая.

– Прошу вас, не надо… (Пауза, потом диджей заорал истошным голосом. Смутное бормотание, и снова заикающаяся речь диджея.) Корейская народная армия приговаривает нас со студийным техником к смертной казни!

И резкий грохот выстрела.

Недолгое шипение, и передача началась сначала. Ее гнали в эфир по кругу.

– Господи, Бен, этих людей убили из-за нас, – сказала Келси.

Уокер, встав, отошел на пару шагов. Пинком отправил стул через всю комнату. Подобрав с пола забытую кем-то отвертку, метнул ее в стену.

– Знаешь, Келси, похоже, что Лас-Вегас разбомбили тоже из-за меня.

– Почему это?

– Корейцы отслеживают наши передачи. Услышали диджея Бена, им не понравилось, они определили, что сигнал идет из Лас-Вегаса, и сравняли его с землей.

– Совсем не факт. Корейцы просто хотели показать, кто в стране хозяин. Не изводи себя попусту.

Уокер покачал головой и облокотился на верстак, пытаясь выровнять дыхание. Затем, видно, приняв какое-то решение, подошел к передатчику и заговорил в микрофон.

– Братья американцы, в эфире Голос Свободы. Передаю сообщение корейским захватчикам. Я знаю, что вы нас слушаете. Как смеете вы убивать невинных? И сваливать вину на меня? Вы – жалкие и подлые трусы. У вас нет чести. Нет достоинства. Вы – полные ничтожества. И знаете что? Сраный товарищ Ким Чен Ын – самый трусливый из вас. Сидит на жопе своей толстой, врет на весь мир о своем миролюбии и приказывает казнить людей без суда и следствия. Знаете, что я вам скажу, сволочи, непрошенные гости на нашей земле? Партизанское движение пустит вас под нож. Запомните мои слова! Может, не завтра и даже не в следующем месяце. Может, не в этом году. Но однажды мы вышвырнем вас прочь и заставим пожалеть о каждом глотке американского воздуха! Вы – как жуки-навозники, вы омерзительны! Мы вас похороним! Американцы, вы со мной? Готовы убивать трусливых скотов? Дать им такого пенделя, чтобы летели до самой Кореи? Вперед! Повторяйте за мной! Вперед! Давайте же громче! Вперед! Громче, громче! Вперед! Вперед!

Бен орал изо всех сил добрую минуту, изливая в крике боль и ненависть. А когда замолк, Келси схватила его за руку.

– Прислушайся, – попросила она.

Сперва он не понял, что случилось. А потом услышал. С улицы доносились голоса.

Уокер подошел к двери и навострил уши.

Вдалеке, едва слышно, люди скандировали: Вперед! Вперед! Вперед!

Тысячи американцев откликнулись на его призыв.

Сальмуса приказал отслеживать все радиопередачи. Голос Свободы обычно выходил в эфир с восьми до полуночи. Сальмуса слышал и пламенную речь Бена, и крики протеста. Он пришел в такую ярость, что, выйдя на запруженную улицу, пристрелил случайного прохожего.

Позже началась обычная болтовня в эфире. Сальмуса узнал Голос Свободы и некоего «Дерби».

– Друзья мои, сегодня был Вечер Трудного Дня, – сказал Голос. – Куда бы мне податься в институт?

– Завтра Вечно Непонятно, – ответил Дерби. – Как минимум до десяти часов.

– Голос Свободы принял. Отбой.

Сальмуса уставился на колонку. Это что такое было? Явно шифр. Построение фраз о чем-то ему напоминало. Он хлопнул в ладоши. На зов явился помощник Пен.

– Принеси расшифровки последних десяти передач Голоса Свободы.

Искомое немедленно появилось. Сальмуса углубился в изучение распечаток. Потом улыбнулся.

Его бывшая жена Кианна была завзятой битломанкой. В доме постоянно звучала омерзительная западная музыка, Сальмусе даже пришлось носить в ушах затычки. Но иные стихи и названия запомнились.

Кажется, он взломал шифр.

Сальмуса отправился в кабинет, где работала его команда.

– Мне нужен список школ, колледжей и институтов, где есть действующие радиоточки! – приказал он.

Дерби и его знакомый вахтер, Эрик, тихо ехали на велосипедах в сторону кампуса. Дорога шла через густой парк. Было темно, хоть глаз выколи.

– Сколько времени? – спросил Эрик.

– Не знаю. Около десяти. Надеюсь, мы не опоздаем.

– Что-то мне тревожно.

– Расслабься. Все будет нормально. Голосу Свободы нужно пять минут в эфире, мы исчезнем раньше, чем корейцы прочухаются.

В небе не было ни звезд, ни луны. Как-то холодно для середины лета, подумал Дерби.

– Давай пошевеливаться, – предложил он.

Последняя миля дороги осталась позади. На институтской парковке не было ни единой машины. Здание стояло мертвым, ни лучика света, ни звука.