Раймонд Бенсон: Homefront. Голос свободы

«Домом» называлось убежище боевой группы из Монтроуза, к юго-востоку от городских трущоб, на границе с заброшенным пригородом. Когда из Юты подошла группа Зиапа, в «Доме» стало многолюдно, но они, борцы за общее дело, нормально уживались и помогали друг другу. Делили еду, воду, другие припасы, спали, учились воевать, строили планы атак на врага. Как любой очаг сопротивления, для корейцев они были целью номер один, так что каждый день партизаны ходили под смертью и в безопасности были лишь до тех пор, пока враг не обнаружит «Дом»…

Коппл нажал на кнопку рации.

– Это Коппл, слышим тебя хорошо, ждем сигнала. Со станции какие новости? Прием.

– Дал ему пять минут, прием.

– Лучше бы две, конец связи.

Тут корейцы взялись за автоматы и начали поливать очередями дорогу и дома перед собой. Огонь был такой плотный, что жалкой кучке американцев оставалось лишь прижаться к земле и не высовываться.

«Голиаф» бездушно и бездумно оборонял шоссе, отражая снаряды противника и поливая адским пламенем наступающих огненных муравьев.

В сотне ярдов от места схватки, старое здание радиостанции тряслось от близких разрывов. Радиолампы усилителя вспыхнули ярко-ярко и погасли. Бен треснул кулаком по пульту:

– Келси, черт, напряжение упало!

Та метнулась к чихающему генератору.

– Ничего не понимаю, мы же его заправили. В баке должно быть топливо. Погоди-ка… Ясно, регулятор напряжения разболтался. Сейчас все будет.

Бензин для генератора был на вес золота. Бен и Келси хранили запас дефицитной жидкости и тратили его только на выход в эфир. Бензин превратился в роскошь еще до ЭМИ; уже тогда его могло себе позволить лишь богатое меньшинство. Теперь же за канистру спокойно могли убить. Станций техобслуживания, на которых можно было купить топливо, было немного; стояли они далеко друг от друга, их защищала могучая система безопасности и вооруженная охрана. Тем не менее, процветала подпольная торговля бензином. Топливо везли контрабандой через границу Канады и Мексики, не попавших под ЭМИ. На черном рынке за углеводороды просили меньше, чем на станциях ТО, однако цены все равно кусались. Как говорили в былые времена, бензин был на вес золота. Или наркотиков.

Хрипящая рация разразилась приказами.

– Уокер! Две минута! Как понял? Прием.

– Вас понял!

– Труба горн, да? Беги сразу!

У одного бойца в отряде был горн. И каждый день он выдавал всю программу от «побудки» до «отбоя», не исключая «на обед». Сейчас Зиап имел в виду обычный сигнал «к отступлению», услышав который, Келси и Уокер должны будут бежать со всех ног.

Келси покрутила какие-то регуляторы на генераторе, а затем пнула его каблуком. Мотор взревел, успокоился и вышел на обычный режим.

– Ну что, так лучше?

Бен развернул листок, на котором набросал основные пункты своей речи, постучал по микрофону, и… его как парализовало. Он с десяток раз отрабатывал выступление, а теперь не мог выдавить ни слова. Страх облажаться в такой ответственный момент лишил его сил.

– Бен?

Тот не шевелился.

– Бен! Давай резче!

– Да, да, сейчас, – отмахнулся от нее Уокер.

А потом заговорил в микрофон.

Ну, снова здорово.

Начиная новый дневник в этом году, вспоминаю Фрэнка, завкафедрой журналистики в университете Лос-Анджелеса, моего наставника, профессора Шульмана.

Франклин Шульман. Фрэнк. Чудесный человек. Интересно, где он сейчас?

Это Фрэнк приучил меня вести дневник. Он сказал, лучше писать без сокращений, ручкой на бумаге, в небольшой записной книжке. И вот я начал вести дневник на предпоследнем курсе, в две тысячи двенадцатом, и продолжил его в тринадцатом, окончив университет и получив степень бакалавра. С тех самых пор, в начале каждого года я начинаю новый дневник. Поэтому у меня на полке стоят тринадцать разных блокнотов, страницы их нанизаны на пружинную спираль, на каждом проставлен год – две тысячи двенадцатый, две тысячи тринадцатый, две тысячи четырнадцатый и так далее. Что-то я в этом году задержался. Сам не знаю почему. Обычно я делаю первую запись прямо на Новый год. Будем считать, меня одолела патологическая лень.

Ну и ладно, вот вам первая запись, хотя уже прошло полмесяца. Зато новости хорошие: завтра бросаю работу! Экономика в заднице, безработица – тридцать с чем-то там процентов, сбережений у меня нет, чем займусь – понятия не имею. Но работу бросаю.