Гиллиан Флинн - Острые предметы

– Твоя сестра похожа на нас, но в три раза хуже. У нее еще более гадкий характер.

– Как он проявляется?

Кейти достала мягкую пачку сигарет из выдвижного ящика придиванного столика и прикурила от длинной каминной спички. Все так же курит, и до сих пор по секрету.

– Подружки Эммы – эти светловолосые девчушки, уже грудастые, – под ее руководством подчинили себе всю школу. Серьезно, это плохо. Иногда бывает смешно, но в основном плохо. Они каждый день заставляют одну толстую девочку приносить им обед и не отпускают до тех пор, пока она не съест что-нибудь без помощи рук, уткнувшись лицом в тарелку. – Кейти наморщила нос, но больше беспокойства не выразила ничем. – Другую девочку они прижали к стенке и заставили задрать футболку перед мальчиками, чтобы показать, что она безгрудая, при этом говоря непотребные слова. Ходит слух, что они взяли с собой на тусовку Ронну Дил – свою прежнюю подругу, с которой рассорились, – там ее напоили и… ну, скажем, подарили нескольким старшим мальчикам. И стояли за дверью на карауле, пока те с ней развлекались.

– Им ведь всего тринадцать лет! – воскликнула я. Потом вспомнила, что сама творила в этом возрасте. Впервые осознала, насколько это было возмутительно рано.

– Скороспелые девочки. Но ведь и мы отрывались вовсю, когда были немногим старше. – Голос Кейти становился хриплым от табачного дыма. Она выдохнула его вверх и посмотрела на сизое облако над нами.

– Наши выходки не были настолько жестокими.

– Весьма близко к этому, Камилла.

«У тебя – да, у меня – нет».

Мы молча смотрели друг на друга, вспоминая каждая свои подвиги.

– В общем, Эмма много возилась с Энн и Натали, – сказала Кейти. – Хорошо, что твоя мама ими заинтересовалась.

– Я знаю, что мама давала Энн уроки.

– Не только. Она занималась с ними в школе, приглашала к себе домой, кормила после уроков. Иногда она даже приходила во время перемен и сквозь изгородь смотрела, как они играют на площадке.

Представилось, как мама стоит у изгороди, держась за проволоку, и жадно смотрит. Потом – мама в белом, ослепительно-белом, держит Натали под мышкой и прикладывает палец ко рту, приказывая Джеймсу Кэписи молчать.

– Мы закончили? – спросила Кейти. – А то я уже устала от этой темы. – Она выключила диктофон. – В общем, я слышала о том, что у тебя шуры-муры с красавчиком-копом, – улыбнулась Кейти.

Из ее хвоста выбилась прядь волос. Я вспомнила, как она, покрывая лаком ногти на ногах, выведывала, не было ли у меня чего с одним баскетболистом, который был ей небезразличен. При упоминании Ричарда я постаралась не дрогнуть.

– Ох уж эти слухи, – улыбнулась я в ответ. – Одинокий мужчина, одинокая женщина… Моя жизнь вовсе не настолько интересна.

– Джон Кин так бы не сказал. – Она достала еще одну сигарету, закурила, сделала несколько затяжек, изучающе глядя на меня.

На этот раз без улыбки. Теперь мне предстояло принять одно решение из двух – последствия каждого известны наперед. Либо я расскажу ей какие-нибудь пикантные подробности, и она останется довольна. А если Кейти что-то узнает в десять часов, то к полудню об этом будет говорить весь Уинд-Гап. Либо я буду все отрицать – тогда она, вероятно, обидится и больше не захочет мне помогать. Но интервью с ней я уже записала, а на ее доброе расположение мне было начхать.

– А, тоже слухи. Люди могли бы найти себе занятие интереснее.

– Вот как? А я бы этому не удивилась. Ты ведь всегда была не прочь поразвлечься.

Я встала, приготовившись уходить. Кейти проводила меня до двери, досадливо прикусив щеку.

– Кейти, спасибо, что уделила мне время. Рада была тебя видеть.

– Я тоже, Камилла. Приятно провести тебе время в Уинд-Гапе.

Когда я стала спускаться по лестнице, Кейти меня окликнула:

– Камилла! – Обернувшись, я увидела, что она стоит, повернув стопу вовнутрь, как маленькая. Я и в старших классах замечала за ней эту привычку. – Мой тебе добрый совет: возвращайся домой и помойся. От тебя несет.

Я последовала ее совету и поехала домой. В моем воображении один за другим мелькали образы мамы, все зловещие. «Предзнаменование». Это слово снова загорелось на мне. Я представляла Джойю, худую, косматую, с длинными ногтями, обдирающую кожу с мамы. Маму, с ее пилюлями и зельями, выстригающую мне волосы. Видела Мэриан – такую, какая она сейчас, – скелет в гробу; высохшие белокурые волосы обвязаны атласной белой лентой, как увядший букет цветов. Представляла, как мама ухаживает за этими необузданными девочками. Или, по крайней мере, пыталась ухаживать. Вряд ли Натали и Энн долго это терпели. Адора ненавидела детей, которые противились необычайно настойчивой опеке. Накрасила ли она ногти Натали, прежде чем ее задушить? Или после того, как это сделала?