– Я просила ее не приезжать, – говорит она. – Я уже опаздываю, а от нее столько суеты.
Я совершенно уверена, что папа сейчас нервно меряет шагами какую-нибудь комнату в церкви, все от нервов. Вчера перед обедом он час репетировал со мной ответы на вопросы священника.
– Ты выглядишь идеально, – заверяю я ее, понимая, что именно этого ей хочется. Совершенства. Порядка. И в этом нет ничего плохого.
– Не думала я, что буду так нервничать. – Она смеется, выдыхает, качает головой. Одной рукой поправляет платье на груди, другой хватает руку Уинн. – Ты успеешь к четырем?
Я киваю.
– Буду стараться.
Несколько минут спустя, когда я уже в своей комнате, надела туфли и накладываю последний слой блеска для губ, раздается трель дверного звонка. Я поправляю мамину серебряную подвеску, чтобы та легла точно посередине, и спешу вниз, чтобы открыть дверь.
– Оливия Тайт, – говорит он, во фраке, привалившись к дверному косяку. Проводит рукой по густым, светлым волосам, оглядывает меня с головы до ног. Шумно сглатывает слюну, прежде чем продолжить. И может вымолвить всего лишь: – Вау… Я хочу сказать. Вау.
По какой-то причине я в этот момент могу думать только об Уинн, о том, как она верещит, пребывая в крайнем волнении: « Вау-вау-вау-вау-вау ». Конечно же, я начинаю смеяться, глупо улыбаюсь, смущаюсь, делаю шаг к нему.
– Остин Морс.
Он кладет руки на талию моего шелкового сине-голубого платья, прижимает к себе – к теплой груди и быстро бьющемуся сердцу, – и я не закрываю глаза, и мы целуемся на пороге, и солнечный свет золотит его лицо. И продолжаем целоваться, пока не начинает жужжать мой мобильник.
Райна. « Вытаскивай руку из штанов Морса и приезжай за мной! »
– Пора, – говорю я ему и стараюсь вырваться из его объятий, но это трудно, очень трудно, хотя я до сих пор не разобралась окончательно, кто для меня Остин и кем я его воспринимаю. Просто очень приятно с кем-то целоваться. Я целую его губы, ямочку на правой щеке, сверкающую на солнце скулу. – Да, пора… Который вообще час? Это всего лишь человеческое изобретение… часы…
Он смеется.
– Я думаю, время обретет значение, когда речь пойдет о твоей свадьбе.
– Ох. Да… свадьба . – Я с удивлением смотрю на него. – А я-то гадала, чего это ты во фраке.
Остин перебирается на заднее сиденье моей ржавой развалюхи, когда появляется Райна: сегодня с двумя косами и в изумрудно-зеленом платье. На часах самое начало пятого.
Мы втроем едем – стекла опущены и сентябрьский ветер безобразничает с нашими волосами – мимо плюмерий и сладких акаций, аромат которых смешивается с запахом свежескошенной травы. В радиоприемнике поет Боб Дилан. Как будут выглядеть мои волосы, когда мы выйдем из автомобиля, меня не волнует. Сейчас мне хорошо как никогда. Поэтому ничего меня не волнует.
Мы проезжаем мимо Доувдейл-парк. Карусель такая яркая: все лошадки чисто вымыты, с пастельными гривами и большими зелеными глазами. Я и забыла, какая она красивая, как я часами каталась на ней, маленькой девочкой, сидя на коленях мамы.
И тут в зеркало заднего обзора я вновь вижу его: воспоминание о нем, в цвете, живого, сидящего на заднем сиденье рядом с Остином. На мгновение нас четверо, забившихся в мой автомобиль, словно мы едем на двойное свидание, о котором никто, кроме нас, не знает. Я и Штерн. Мой Штерн. И прямо здесь и сейчас я вижу, как он – Штерн – высовывает лицо из окна, как делал всегда, и ветер треплет его черные волосы, и его светло-коричневые глаза щурятся от предвечернего солнечного света.
На секунду – на секунду, которая длится вечность, – он поворачивает голову и смотрит мне в глаза. Он улыбается, он улыбается, не волнуясь о щелочке между передними зубами; улыбается, и я знаю, что означает его улыбка: он свободен.
А потом он уходит. На этот раз не мерцает, не дрожит. Вдруг начинает ярко-ярко светиться, и я его уже не вижу. Но когда моргаю, еще целую минуту вижу яркость на том месте, где он был, словно смотрю на солнце. И я осознаю, что должна сказать ему, что любила его, даже если я немного безумна, независимо от того, есть призраки или их нет. Я должна это сказать. Кто знает, было ли все произошедшее реальным для него, чувствовал ли он что-нибудь, действительно ли мы слились воедино в каком-то другом месте. Для меня это было реальным, таким же реальным, как окружающий меня мир; я побывала в Сером пространстве и помогла ему покинуть его.
Райна наклоняется к радиоприемнику чтобы добавить громкости песне «По четвертому кругу», и мы с ней начинаем подпевать. Подпевает даже Остин, но путает слова, потому что только недавно заценил Боба Дилана, и я мчусь на свадьбу моего отца с подругой, которую люблю, и парнем, которого могу полюбить, и еще одним, которого буду любить вечно, пусть он и ушел.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу