Нил Стивенсон - Вирус «Reamde»

К чему-то связанному с применением силы.

К чему-то в реальном мире. Не очень далеко отсюда.

Эти впечатления Оливия собрала в редкие моменты просветлений, когда отрывалась от игры, чтобы задать вопрос, схватить гамбургер или выйти в туалет. В таких случаях мужчины умолкали и деликатно смотрели в другую сторону, пока она вновь не усаживалась за компьютер.

Часа в три ночи Оливия ушла к себе в домик и проворочалась до рассвета. Стоило закрыть глаза, как перед ними начинали мелькать картинки из «Т’Эрры». Потом она все-таки уснула. Уже после полудня Шеймус разбудил ее громким стуком в дверь.

На нем было навешано еще больше обычного: кэмелбек, дополнительные магазины к «ЗИГу», жесткие наколенники.

Шеймус вошел и сел на корточки, прислонившись к стене: хорошее упражнение для мышц передней части бедра.

– Из-за той версии, которую сочинили твои лондонские коллеги, сегодня погибнут люди, – сказал он.

– Версии, согласно которой Джонс направил самолет сюда?

– Ага. Той самой. Так что пока люди не погибли – учитывая, что одним из них могу быть я, – я решил заглянуть в гости, покалякать о том о сем и между делом спросить, по-прежнему ли ты веришь в эту версию. Да как-то оказывается, что, когда я собираюсь в такую вылазку, у меня пропадает охота болтать.

Оливия кивнула.

– Он полетел на юг. Если бы он совершил самоубийственный теракт – врезался в какое-нибудь здание, – мы бы об этом знали. Если бы сел и его обнаружили – мы бы тоже знали. Он полетел куда-то, где мог приземлиться и спрятаться. Отсюда до Сямыня недалеко, он хорошо знает здешние места, и у него тут сообщники…

– Это ты уже говорила, – сказал Шеймус.

Оливия промолчала.

– Я, собственно, чего: вот я. Шеймус. Живой и здоровый. Не самый близкий твой друг, но и не совсем чужой человек. Насколько я знаю, ты на меня ни за что не злишься. Выносишь мое присутствие. Может, я тебе даже чуточку симпатичен. Я сейчас уйду. Допустим, завтра утром меня привезут в окровавленном мешке. Ты садишься в самолет и летишь в Англию. И в этом длинном-длинном рейсе, где-нибудь над Индией, или над Аравией, или еще над хер знает каким Критом, ты… – Он хлопнул себя по лицу, скроил огорченную физиономию и закатил глаза. – И говоришь: «Блин, а версия-то была никудышная». Будет так?

– Нет, – сказала Оливия, – это лучшая из наших версий.

– «Мы» в данном случае – люди за столом в Лондоне.

– Да.

– А ты, Оливия? В какую версию ты больше веришь?

– Это имеет значение? – Ответ вырвался у нее неожиданно быстро.

Лицо Шеймуса на мгновение застыло, потом он улыбнулся, не разжимая губ.

– Нет. Конечно, не имеет.

Он оттолкнулся от стены, встал, повернулся на пятках черных кроссовок и вышел.

Оливия двадцать минут сидела без движения, пока не услышала, как взлетел вертолет.

Потом она пошла в столовую и открыла ноутбук Шеймуса – он дал ей гостевой пароль. Она играла в «Т’Эрру» до конца дня, и весь вечер, и всю ночь, иногда прерываясь и спрашивая себя, достаточно ли устала, чтобы лечь спать. Впрочем, она отлично знала, что не уснет, пока Шеймус и его люди не вернутся.

Они вернулись примерно в девять утра. Оливия все-таки отрубилась на диване и проспала часа три. Они ввалились в столовую все шестеро, грязные, усталые, некоторые в крови, однако никто не был серьезно ранен. Говорили они очень громко и несдержанно, но мощность звука упала почти до нуля, когда из-за спинки дивана показалась ее заспанная физиономия. Оливия поймала взгляд Шеймуса. Он пристально смотрел на нее, отцепляя от себя снаряжение и бросая на пол.

Остальные вышли и отправились по казармам. Оливия невольно чувствовала, что они хотели побросать снаряжение и расслабиться, а ее присутствие в комнате все испортило.

У Шеймуса под мышкой был серый ноутбук – не его, чей-то чужой, – который он положил на кофейный столик, а сам сел на стул у дивана. Затем упер локти в колени, свел кончики пальцев и соединил ладони, словно проверял, работают ли суставы. Костяшки пальцев у него были сбиты.

Шеймус глянул Оливии прямо в глаза и мягким, но уверенным тоном спросил:

– Хочешь трахнуться?

У нее на лице, наверное, мелькнуло некоторое изумление.

– Извини, что так в лоб, но после вылазок мне всегда хочется, аж зубы ломит. И еще после похорон. Заводят они меня. Я думаю, что мог бы сейчас здорово вдуть. Поэтому просто интересуюсь. Вдруг ты как раз в настроении оттянуться с огоньком.

Оливия легко могла это вообразить: вот ее губы расползаются в шкодливой улыбке, они бегут в гостевой домик, залезают в душ, и этот большой мальчишка, которому гормоны ударили в голову, утрахивает ее до потери пульса.