Эрл Гарднер - Содержанка никуда не денется

– Ладно, разыгрывайте из себя умников, если желаете. Вам все равно веры нет. Не желаете говорить, помалкивайте. Я уже обыскивал квартиру Хейзл Даунер и намереваюсь обыскать снова. И на сей раз по-настоящему обыскать.

Как только появится подкрепление, Дональд, мы с Бертой планируем совершить небольшую прогулку. А Хейзл задерживаем в ожидании дальнейшего развития событий.

– Ничего подобного, – заявил Эшби. – Я должен иметь письменное предписание.

– Не суйте нос, тогда вызволите ее вдвое быстрее без всякого предписания, – посоветовал Селлерс. – Стэндли Даунера укокошили только сегодня утром. Через пару часов я сумею сказать, захотят в Сан-Франциско ее арестовывать или нет.

– А мы куда направляемся? – спросила Берта у Селлерса.

– К вам в офис, – ответил тот.

– И что там?

– Там заглянем в посылочку Дональда с фотокамерой.

Берта повернулась ко мне.

– На кой черт тебе понадобилась фотокамера, Дональд?

– Чтобы фотографировать, – объяснил я.

Селлерс фыркнул.

– Пойдемте со мной, Берта, я вам покажу, зачем она ему понадобилась.

В дверь постучали.

Селлерс открыл. На пороге стояли двое мужчин.

Сержант ухмыльнулся и разъяснил:

– Это Эшби. Ее адвокат. Это Хейзл Клюн, или Хейзл Даунер. Раздобудьте для нее ордер на обыск и разберите тут все на кусочки, после чего отправляйтесь к ней на квартиру и там разберите все на кусочки – я хочу сказать, по-настоящему на кусочки. Пошли, Дональд. Мы вместе с тобой и с Бертой едем к вам в офис.

Фрэнк Селлерс тормознул полицейский автомобиль перед зданием офиса, припарковался в неположенном месте и обратился ко мне:

– Фотоаппаратура… А, умник? А ведь ты проявил потрясающую сообразительность, правда?

Берта вывалилась из машины, глядя прямо перед собой, выпятив челюсть, сверкая глазами, не произнося ни единого слова.

Мы поднялись в лифте.

Берта промаршировала в офис и спросила дежурную в приемной:

– У вас упакованная посылка для обратной отправки в Сан-Франциско?

Та кивнула.

– Распакуйте ее, – приказала Берта.

Доррис Фишер знала Берту достаточно хорошо, чтобы не спорить. Она выдвинула ящик стола, вытащила ножницы и разрезала упаковку посылки, адресованной фотостудии «Приятная неожиданность» в Сан-Франциско. Затем девушка сдернула упаковку с посылочного ящика. Селлерс перевел взгляд на содержимое, уложенное в мягкой стружке, выудил тридцатипятимиллиметровую камеру, хмуро ее обследовал и спросил:

– Что это?

– В нашем деле приходится фотографировать, – пояснил я. – Аппарат уценили, вот я и купил.

Берта безмолвно метнула в меня гневный взгляд.

Селлерс выглядел озадаченным, потом начал ощупывать пальцами внутренность ящика. Губы его вдруг скривились в ухмылке.

– Так-так-так, – протянул он и вытащил из посылочного ящика коробку с фотобумагой пять на семь. – Думаешь, будто ты очень умный?

Сержант перевернул коробку, полез в карман, выудил перочинный нож.

– Послушайте, – заговорил я, – это фотобумага. Открывать пачку можно лишь в абсолютно темной комнате, где нет ни искры света. Иначе вы ее погубите. Если желаете, я зайду в чулан, в полную темноту, распечатаю и…

– До чего мило с твоей стороны, – растрогался Селлерс. – Мы вскроем ее прямо тут, при полном дневном свете. И ежели там обнаружится нечто не желающее выходить на белый свет, малыш, разрешим тебе дать объяснения.

Селлерс принялся было вскрывать опечатку, потом остановился, задумчиво посмотрел на коробку, ухмыльнулся и убрал нож.

– Разумеется, Дональд, – изрек он, – ты никак не мог вытащить бумагу, и засунуть в пачку пятьдесят тысяч, не повредив опечатку. Ты проделал все очень умненько и таким острым ножичком, что почти ничего не заметно. А теперь, Берта, я собираюсь вам кое-что показать, разоблачив вашего двуличного партнера.

Он снял крышку с коробки, обнажив пачку, завернутую в черную бумагу.

– Не разворачивайте черную бумагу, сержант, – предупредил я. – Там фотобумага, и на свету пропадет каждый листик.

Селлерс сорвал черную обертку, швырнул в мусорную корзину, сдернул еще один слой и замер, уставившись вытаращенными глазами на листы фотобумаги.

Я старался, чтобы лицо мое ничего не выражало. На Фрэнка Селлерса с Бертой, таращившихся на бумагу, любо-дорого было смотреть.

– Ну? – взвизгнула Берта. – И что тут такого чертовски смешного?

Селлерс выдернул листок бумаги, посмотрел на него, исследовал блестевшую глянцем сторону, перевернул на другую. Вытащил еще три-четыре листка и изучил каждый в отдельности.