Эрл Гарднер - Подставных игроков губит жадность

Полицейский пристально взглянул на нее.

– Теперь я вам скажу кое-что, – произнес он с нажимом. – Дональд Лэм – частный детектив. Совладелец агентства «Кул и Лэм». Он всех вас дурачит. В Сан-Квентине он никогда не сидел… пока что. Пытается играть на вашем сострадании, мисс Эшли. А что касается вас, мисс Дешлер, не знаю, но…

Тут открылась дверь и в комнату вошел Фрэнк Селлерс.

– Привет, Фрэнк! – сказал я.

– Привет, Кроха! – ответил Селлерс. – Чем ты, черт возьми, занимаешься на этот раз?

– Стараюсь заработать на жизнь, – скромно промолвил я.

– Мог бы обойтись без убийства, – ехидно заметил он. Повернувшись к полицейскому, спросил: – Что здесь происходит?

– Только что поймали его на лжи, сержант, – ответил тот.

– Пустяки! – отмахнулся Селлерс. – Можно поймать его хоть дюжину раз, но все равно этот стервец выскользнет сухим из воды. А станешь зевать – свалит все на тебя.

– Всякий раз, как я сваливал что-то на тебя, – прервал я его, – у тебя на руках оказывалось именно то, что ты искал.

– Не будем вдаваться в подробности, – на этот раз оборвал меня Селлерс и кивнул в сторону полицейского. – Девицы здесь больше не нужны. Давай-ка минутку поговорим, введешь меня в курс. Потом вернемся и допросим этого малого.

Меня оставили одного.

Прошло добрых двадцать минут, прежде чем вернулся один Селлерс. Жуя слюнявый окурок погасшей сигары, он задумчиво поглядел на меня.

– Ты действительно творишь ужасные вещи, Лэм! – произнес он наконец.

– Ужасные вещи творят со мной, – парировал я.

– Ты видел то дорожное происшествие?

– Нет.

– Тогда почему говорил, что видел?

– Потому что тот малый, Бедфорд, заставлял меня дать показания.

– Как он тебя заставлял?

– Ну, во-первых, отдубасил.

– А во-вторых?

– Ну, он почему-то считал, что я побывал в Сан-Квентине, а я не стал его разубеждать.

– Почему?

– Хотел посмотреть, какой у него интерес в этом деле.

– Ладно, там есть еще один малый, которого зовут Крис Мэкстон. Партнер Картера Холгейта. Ты и ему заявил, что видел происшествие, и получил за это двести пятьдесят долларов.

– Верно.

– Зачем тебе это было нужно?

– Хотел узнать, почему за свидетельские показания дают двести пятьдесят зеленых и кто платит.

Селлерс сочувственно покачал головой:

– Удивляюсь тебе, Дональд. Ты – такой ушлый малый – вдруг берешь двести пятьдесят зеленых? Это же тянет на статью о мошенничестве.

– Но не тянет на статью об убийстве?

– Нет, не тянет, – согласился Селлерс. – Но есть и другие вещи.

– Какие, например?

– Например, незаконное вторжение в кабинет Холгейта, побег из окна к автомобилю, в багажник которого уже был втиснут труп Холгейта, и, наконец, дать деру.

– Кто это говорит?

– Твои пальчики.

– О чем ты?

– Об отпечатках пальцев, которые ты оставил в офисе Холгейта, – пояснил Селлерс. – Эта Лоррен Роббинс послужила тебе идеальным прикрытием. Она показала, что вы поехали туда вместе и там впервые увидели, что случилось. Но твои пальчики говорят, что ты ей лгал.

– Так, значит, мои пальчики?

Селлерс, ухмыляясь, продолжил:

– Это был хитрый трюк, Дональд. Заявиться второй раз, сделав вид, что видишь все впервые. Ты изо всех сил старался помочь Лоррен, наследив повсюду своими пальчиками, чтобы среди них затерялись твои пальцевые отпечатки, оставленные в первый раз. Но ты упустил из виду одну вещь.

– Какую?

– Дамскую туфельку.

– И что с ней?

– Когда макет из папье-маше свалился со стола, он упал на туфельку. Край макета, из-под которого она торчала, оставил на коже отметину.

– Не видел ничего такого, – возразил я.

– И, – объяснял дальше Селлерс, – ты приподнял макет и достал туфельку, чтобы полюбоваться ею.

Я помотал головою.

– И, доставая туфельку, – усмехнулся Селлерс, – ты оставил на нижней стороне макета отпечаток среднего пальца, испачканного пудрой из сломанной пудреницы.

Я не произнес ни слова.

– Ну? – спросил Селлерс.

– Ты сам садишься в лужу, сержант. Я мог оставить отпечаток пальца внизу макета, когда угодно.

– Нет, не мог, – злорадно заметил он. – Когда из-под макета достали туфлю, макет плотно лег на пол, и палец туда было уже не подсунуть. Макет можно было бы приподнять, только сунув под него отвертку, стамеску или что-нибудь вроде этого. Та штуковина весит свыше ста фунтов. Нам всем было не поднять. Тебе одному – тем более.

– Понял, – сказал я. – Выходит, черт возьми, я кругом виноват? Так?