Курт Ауст - Второй после Бога

Может, он и сейчас бы этим занимался, если бы его не убили.

Отравили ядом. Из бутылки.

А что, интересно, было в бутылке, которую фрейлейн Сара спрятала в сундуке?

Последний вопрос навязчиво вертелся у меня в голове, но я не мог найти приемлемого ответа. Тем временем стружка за стружкой падали из-под лезвия ножа на землю и белыми завитками ложились вокруг камня, на котором я сидел. Работа заняла у меня много времени. Ручка была сделана из твердого дерева, и мне удалось сострогать совсем немного.

– Чем это господин Хорттен изволит заниматься? – раздался голос у меня за спиной. Через двор шел юнкер Стиг, на нем были сапоги, более подходящие для этой каменистой местности, чем его нарядные башмаки.

– Исправляю ручку ножа, – ответил я коротко. – Чтобы его было удобно держать в руке.

Ничего не говоря, он взял у меня из руки мой новый нож и с удивлением уставился на него.

– Похож на солдатский нож, – заметил он, возвращая мне нож.

– Возможно, он и есть солдатский, – мрачно сказал я, мне было неприятно общество юнкера. – Прежний хозяин этого ножа был солдатом.

Юнкер кивнул, подождал, не скажу ли я чего-нибудь еще, а потом перевел взгляд на бухту.

– Норвегия – красивая страна, – сказал он.

Я искоса глянул на него, но было не похоже, чтобы он хотел уязвить меня или Норвегию.

– Да, – буркнул я и продолжал стругать.

Постепенно солнце скрылось за холмом, и от воды потянуло сырым холодом.

Я порезался и, вскрикнув, сунул палец в рот. Кожаный лоскут размотался, и лезвие обнажилось. Я снял лоскут с ножа и уже собирался его скатать, как юнкер Стиг схватил его за один конец.

– Кожа сложена вдвое, – сказал он.

– Ну и что? – Это я знал и без него.

– Если вы ее развернете, вам будет удобнее обернуть ею лезвие, – предложил он.

Я встал и посмотрел на Бром.

– Теперь уже слишком темно, чтобы строгать, – сказал я и собирался войти в дом, когда меня вдруг осенило: – А где ваша невеста? – спросил я у юнкера.

– Моя невеста? – Он с удивлением поднял на меня глаза. – А откуда вы знаете, что я помолвлен?

– Такие вещи носятся в воздухе.

– Она в Копенгагене, у королевы, где же еще.

– В Копенгагене?.. – Я пытался скрыть удивление. – Значит… значит… она не поехала с вами?

– Решение о том, что послу Папы требуется дополнительная охрана, было принято поспешно, и к тому же было бы неудобно, чтобы в такой трудной поездке нас сопровождала молодая благородная дама.

– Она придворная дама королевы Луизы? – спросил я.

– Да. – Его лицо постепенно скрыла тень.

– А вы камер-юнкер королевы?

– Да, – неуверенно ответил он. – А почему вас это интересует?

Я не ответил, потому что уже поклонился ему и ушел восвояси, думая, что с моей стороны было невежливо прервать разговор таким образом.

Помолвленный камер-юнкер не пошел за мной.

Фрейлейн Сара решила отправиться с нами, потому что “поехал ее жених и все остальное общество”. Так аптекарь Крамер во Фредрикстаде передал мне ее слова. Но если юнкер Стиг не ее жених, почему она назвала его женихом? – думал я, ничего не понимая.

В этой юной фрёкен вообще было много непонятного. Например, ее руки. Я разглядел их, когда мы стирали, они выглядели привычными к тяжелой работе – широкие ладони с грубой кожей, сильные пальцы, умело обращались с половой тряпкой и со щеткой, и вообще, почему она помогала мне мыть и стирать? Да и в ее немецком было что-то подозрительное, если уж на то пошло, часто он скорее напоминал голландский, чем немецкий, отдельные слова, обороты, произношение, особенно когда она начинала горячиться. Впрочем, она прибыла на судне из Голландии, так что, возможно, в этом не было ничего странного, однако… А ее перебранка со шкипером на торговом судне теперь, когда я задумался над этим, тоже показалась мне странной. Стала бы красивая девушка из богатого сословия поднимать такой шум из-за каких-то жалких далеров? Не было ли это ниже ее достоинства? И отсутствие сопровождающей ее компаньонки…

Кроме того, я неохотно признался себе, что не могу выбросить из головы мысль о том, что во Фредрикстаде она ночевала внизу в аптеке среди всех аптекарских препаратов, как безобидных, так и ядовитых. Что она спала там, где никто не мог видеть или слышать, когда она ушла или пришла. Может, это она снабдила нунция ядом?

Знала ли она его лучше, чем можно было предположить по их поведению?

Вечером, когда холод и усталость дали о себе знать, пасьянс со спальными местами сошелся сам собой. Фрейлейн Сара заняла одну комнату для гостей, юнкер Стиг – другую, слуга Герберт должен был спать у него на полу, а нам с нунцием оставалось занять каждому по алькову в гостиной. Хозяину заплатили лишнюю марку, чтобы он довольствовался постелью Нильса в конюшне, Нильсу предстояло спать на тюфяке Олава, а самого Олава прогнали на сеновал.