Барри Лансет - Убийства в «Маленькой Японии»

– К его мнению вы прислушаетесь? – спросил Козава.

Я кивнул, и он извлек из складок одежды конверт, протянув мне. Внутри оказался листок бумаги.

Броуди-сан!

Этим письмом мне хотелось бы представить тебе господина Горо Козаву. Его имя почти никому не известно за пределами Японии, но я уверен, что для тебя оно не окажется пустым звуком. Могу тебя заверить, что в деле, которое касается одной глухой деревни – но только в этом деле, – на него можно полностью положиться, поскольку он действительно исполнен желания добиться тех же целей, что и ты сам.

Като не раздавал своих рекомендаций направо и налево и был не из тех людей, на которых Козава мог надавить, чтобы заполучить письмо. Я передал его Ноде, тот прочитал и протянул Джорджу.

– Удовлетворены? – спросил Козава.

– Вполне.

– Тогда давайте отправимся в гости. Есть человек, с которым вам важно свести знакомство.

– С кем именно? – произнес Нода, с подозрением прищурившись.

– Если я расскажу вам некую историю, вы поверите каждому моему слову?

– Я никому не доверяю слепо.

– Тогда вам следует понять кое-что, Нода Кунио-сан. Я добился нынешнего положения не потому, что старался угодить людям, а благодаря своему умению хорошо разбирался в них. Вдумайтесь и поймете, что вы уже получили ответ на свой вопрос. Вам нужно больше информации, и я отвезу вас туда, где водится действительно крупная рыба.

Мой мозг мгновенно подал мне сигнал тревоги. Ни я, ни Джордж не называли здесь Ноду его полным именем, но именно его употребил только что хозяин дома. Он знал о нашем главном сыщике все и намекал на это.

– Нам пора в путь, господа, – сказал Козава, указывая в сторону входной двери, и часы где-то в дальней комнате пробили восемь раз.

Авантюра на ночь глядя. Как это по-японски!

Старик привез нас в эксклюзивный закрытый клуб-ресторан – излюбленное место отдыха представителей властной элиты, где тем не менее часто принимались важнейшие решения. Иногда за один лишь вечер здесь изменялись судьбы целых отраслей промышленности или принимались политические декларации, касавшиеся жизни каждого японца, а обсуждалось все это за напитками ценой в тысячи долларов за бутылку.

Четыре девушки в кимоно встречали нашу маленькую кавалькаду из двух автомобилей, непрерывно кланяясь и гостеприимно улыбаясь. Как только мы вошли в вестибюль, нам навстречу выдвинулся из тени тридцатилетний мужчина в дорогом костюме, и Козава поспешно сказал:

– Позвольте вам представить господина Акиру Теджиму – одну из восходящих звезд фирмы «Боэйсе».

Его слова вызвали у меня любопытство. Мы действительно должны были получить информацию из первых рук, потому что под фирмой «Боэйсе» имелось в виду министерство обороны. Как и любое другое министерство в Японии, оно обладало неограниченной властью в своей сфере деятельности. Под его контролем находились все организации, связанные с безопасностью границ государства. Министерство распоряжалось военным бюджетом, офицерскими академиями и, разумеется, всеми родами войск японских сил национальной самообороны.

Теджима встретил меня традиционным приветствием, но в наклоне его головы проскользнул оттенок пренебрежения, каким малозначительным гостям сразу дают понять, что им следует знать свое место. Вероятно, ему и в голову не приходило, что человек с внешностью европейца разбирается в подобных тонкостях.

Мне никогда не нравились высокопоставленные японские бюрократы, и первые же впечатления от новой встречи с одним из них лишь усилили неприязнь. Особенно это касалось молодых карьеристов, те, как правило, излучали наглую самоуверенность и пыжились, желая подчеркнуть свое высокое положение в обществе. Их отбирали из числа выпускников лучших университетов и сразу же прививали навыки маленьких царьков, державших под жестким контролем любой аспект повседневной жизни простых граждан страны. И если новый рекрут не отличался железной хваткой от рождения, он по необходимости быстро приобретал ее, чтобы удержаться в своем кресле. От Теджимы за милю несло той же чванливой самовлюбленностью, если бы не глаза. Застывшее в них затравленное выражение давало внимательному наблюдателю повод воспринимать этого человека иначе.

Мы проследовали за двумя девушками в кимоно тускло освещенными коридорами, а затем через внутренний двор с садом. Лампы с бумажными абажурами на тонких бамбуковых стойках подсвечивали дорожку, но оставляли затемненными лица, делая нашу процессию одновременно торжественной и исполненной таинственности в неподражаемой японской манере.