Барри Лансет - Убийства в «Маленькой Японии»

– Умный орел умеет вовремя спрятать когти? Разумеется, знакомо.

– Очень хорошо. Потому что приблизительно на эту тему я бы хотел с вами побеседовать.

Для многих японцев эта пословица стала основополагающей: не спеши демонстрировать свою реальную силу. Безликие очертания, спрятанные в тени, но обладающие огромной мощью. Такова была политика Японии не только во внутренних вопросах, но и в отношениях с остальным миром. Данная позиция имела еще и то преимущество, что подобную цель было очень трудно атаковать. Невозможно напасть на противника, которого ты даже не можешь разглядеть. Во всей японской истории новейшего времени наиболее влиятельными людьми являлись тайные властители, предпочитавшие оставаться неизвестными широкой публике. Таких скрытых вождей иногда величали в народе kuroko, как тех одетых в черное ассистентов в театре кабуки, которые помогают актерам менять костюмы прямо на глазах у зрителей. Еще их называли теневыми сёгунами. Почти каждый японец знает об их существовании, но лишь немногим известны имена. Вот такой фантом и сидел сейчас передо мной.

– Почему вы молчите, Броуди-сан? Не мог же я вас так напугать. Успокойтесь. Я много слышал о вас.

Хвастовство собственной осведомленностью явилось бы нарушением одного из важнейших правил, а это значило, что он ссылался на кого-то другого.

– Вы хотите поговорить о «Маленькой Японии»?

Он кивнул, и одна его рука на мгновение приподнялась под покрывалом.

– И о кандзи?

Произнося это слово, я внимательно наблюдал за ним. На его лице не отразилось ни удивления, ни испуга, ни любопытства. Он все знал. В Сан-Франциско только членам небольшой оперативной группы в полиции и избранным местным политикам было известно о существовании изографа. И в Японии лишь ограниченное число самых высокопоставленных членов правительства были о нем информированы. Это свидетельствовало о том, насколько влиятельной фигурой являлся сидевший напротив меня прикованный к инвалидному креслу старец.

– Как вы считаете, зачем бы некому орлу совершать нечто подобное? – спросил хозяин.

– Вероятно, ему захотелось показать свои когти. Иногда даже этого оказывается достаточно, чтобы добиться цели.

Морщины в уголках его глаз обозначились резче.

– Отрадно, что вы это понимаете.

Я обдумал иносказательный контекст его слов. Они предполагали несколько возможных причин убийства семьи Накамура. Я выбрал наиболее очевидную:

– Вы считаете, что расстрел в «Маленькой Японии» стал своего рода посланием?

– Отличное предположение.

– Чтобы внушить страх?

– Еще одна верная догадка.

Я решил, что пора заставить и его заговорить прямо.

– Если эти люди не хотят светиться, они должны были потребовать немалую плату за то, что оставили свою подпись на месте преступления.

– Вы умеете мыслить масштабно. Ну же! Доведите свои рассуждения до логического завершения.

Орел… кандзи… послание …

– Эта угроза обращена к кому-то на самом высоком уровне, кто знает смысл кандзи и действительно будет напуган.

Хозяин достал свои крючковатые пальцы из-под пледа и вцепился ими в ручки кресла. Терпеливый. Внимательный. Выжидающий.

Я посмотрел на выключенную люстру. Убийства… Послание… Уловки Хары… Вот ведь сукин сын! Как я мог быть настолько глуп и слеп? Теперь мне стало совершенно очевидно, что «Броуди секьюрити» использовали как наживку для рыболовного крючка.

Послание в виде жестокого убийства было адресовано эксцентричному магнату, который, в свою очередь, принял ответные меры, подставив нас, чтобы вытащить Согу на свет божий.

Неудивительно, что Хара перестал отвечать на мои звонки. А его секретарь передал лишь, чтобы мы продолжали действовать в том же духе. Заставив меня взяться за это дело и убедившись, что я воспринял задание всерьез, сам Хара залег на дно. Он рассчитывал, что, используя людей из своего агентства и связи с полицией Сан-Франциско, я выйду на след Соги. Причем намеренно сделал так, чтобы лидерам Соги все сразу стало известно, сначала лично явившись ко мне, а потом еще и прислав свою дочь, зная, что с ней к моему магазину явится толпа репортеров, которые будут жадно ловить каждую ее слезинку, каждую улыбочку. Лизза, разумеется, оказалась пешкой в затеянной отцом игре, но сделала свое дело на «отлично» – она даже позировала на фоне моей вывески. «Не всегда можно догадаться, что у папы на уме», – доверительно сообщила она мне. И была тысячу раз права. Мной овладела злость на коварство Хары, которая, однако, быстро сменилась досадой из-за собственной доверчивости.