Барри Лансет - Убийства в «Маленькой Японии»

– Это небольшое преувеличение. Если и знаю, то в основном по прессе.

При личной встрече дочь Хары производила еще более потрясающее впечатление, чем на своих лучших рекламных снимках. Ее платье, пусть и излишне яркое, производило эффект царственной строгости, но при этом удивительным образом подчеркивало красоту длинных ног и соблазнительные изгибы бедер. Казалось, что такой женщине к лицу любой наряд. Для обложки своего последнего альбома она позировала в очень коротких мотоциклетных шортах и на ослепительно белых шпильках. Фотограф поймал момент, когда при движении головой ее длинные черные волосы взметнулись над синей эластичной футболкой, полные губы, покрытые алой помадой, округлились, а полуоткрытая грудь вызывающе выпятилась. Странно, но все эти прелести были отлично видны и сейчас, однако без малейшего намека на сексуальный вызов или вульгарность.

Она даже как будто немного смущалась своей броской привлекательности.

– Я готова на все, чтобы помочь. Поэтому тут же прилетела. Но надо признать, Калифорния – это всегда так круто, что я охотно бываю здесь при любой возможности. Просто обожаю Калифорнию, но на сей раз я…

Ее глаза затуманились, и по щекам заструились слезы. Вспышки засверкали с тротуара, когда она достала носовой платок. Эберс проводил Лиззу в гостиную при моем кабинете, а я запер входную дверь, повесив табличку «Закрыто». Несколько фотографов успели заснять меня за этим занятием. Можно было лишь догадываться, под какими заголовками появятся снимки в завтрашних газетах.

Когда я пришел в гостиную, Лизза сказала:

– Я виделась с Мики и Кеном три месяца назад, летом. На моем лимузине мы все вместе отправились на пляж.

Сквозь окутанные пеленой печали глаза она попыталась улыбнуться, но затем слезы хлынули вновь. Теперь ее плечи сотрясались, а с губ срывалось нечто вроде болезненных, хотя и приглушенных стонов. Лизза рыдала несколько минут, но затем плач постепенно сменился всхлипами. Плечи перестали трястись. Остатки слез она промокнула платком.

– Простите меня. Моя косметика наверняка сейчас в полном беспорядке, но мне нет до этого дела. Ведь с вами, джентльмены, я в полной безопасности, верно? Вы же не пустите сюда прессу?

– Ни за что, – заверил Эберс. – Мы уже надежно отгородились от них.

– Спасибо. Вы так добры. Перелет прошел ужасно. У меня из головы никак не шли мои погибшие близкие. Это было непереносимо.

Лизза говорила тихо, однако каждое слово произносила звучно и музыкально. По-английски она говорила с чуть заметным японским акцентом. Он придавал ее речи своеобразие и был к тому же еще и приправлен мелодраматичными словечками, которых Лизза нахваталась у своих любимых американских киноактеров и звезд поп-музыки.

Собственно, именно голос помог ей сделать карьеру в шоу-бизнесе. Теперь в Японии Лиззу знал каждый. Уже дебютный альбом разошелся тиражом почти в миллион экземпляров после того, как в журналы попала ее фотография в обществе известного сердцееда Норюки Савады. Тут же подключился папочка, и под его умелым руководством был продан еще миллион дисков. Будучи любящей дочерью и верной подругой, Лизза тем не менее мгновенно собрала пресс-конференцию, чтобы объявить о размолвке с любовником, который не умеет ценить в женщинах независимость, и публично отчитать отца за непрошеное вмешательство в ее творчество. Это совпало по времени с выходом ее второго альбома, тот разошелся гораздо лучше первого без всякой помощи отца. Ей стали предлагать роли в кино, и сценарий телевизионного сериала был написан специально для Лиззы как главной героини. Через пять лет, став уже настоящей героиней в Японии, она снова потрясла всех заявлением, что переживает период эмоционального истощения и хочет радикально поменять свою жизнь, для чего перебирается жить в Нью-Йорк. Скоро японские папарацци подловили Лиззу выходящей из ресторана в Гринвич-Виллидж под руку с Джастином Тимберлейком.

В Америке она продолжила свою музыкальную карьеру, но гораздо большую известность снискала все же как светская львица.

– Примите мои соболезнования по поводу трагической смерти вашей сестры и членов ее семьи, мисс Хара, – произнес я.

– Спасибо, вы очень добры, – кивнула она и сжала пальцами мое колено. – И пожалуйста, зовите меня просто Лиззой. Вы оба. Я не хочу видеть в вас представителей старшего поколения, которые всегда слишком формальны в общении. И должна признать, что пришла просто в восторг, когда папа сообщил мне, что вы взялись нам помочь, мистер Броуди.