Шон Блэк - Зона невозврата

Он вслушался снова: ничего, тихо. Подумал было потянуться и включить внизу в прихожей свет, но тут оказалось, что дверь в комнату сына приоткрыта. Не годится: свет может его разбудить. И Гленн начал спускаться по лестнице в полумраке. Перильце находилось справа, а потому биту он переложил в левую руку и пошел ступенька за ступенькой.

Он не топал как слон, но и не крался на цыпочках. Если в дом кто-то действительно залез, то вот им шанс, если есть башка на плечах, убраться отсюда подобру-поздорову. Гленн как-то видел ток-шоу, где один парняга, в прошлом домушник со стажем, рассказывал, что для вора, во всяком случае, если он профессионал, последнее дело – это встретиться с хозяином жилья.

С последней ступеньки Гленн взял направо, в длинный тесноватый коридор, где впереди виднелась входная дверь – закрытая, на замке. Что хорошо. Он повернул в другую сторону дома, туда, где кухня и кладовки (звук изначально доносился, кажется, оттуда). С каждым шагом на сердце чуточку легчало. Сейчас его должен был слышать даже самый безнадежно глухой лазальщик по домам. Ну, а если все-таки нет, то вот она, бита, теперь уже снова в правой руке.

Гленн ступил на кухню. Всё на месте, ничего не тронуто. Ключи от машины Эми, и те висят на месте. Как и автосигналка от его грузовичка. И сумочка жены все так же лежит на боковой столешнице, где он ее, помнится, заметил, когда гасил свет и отправлялся на боковую.

Гленн подошел к раковине, налил стакан воды, залпом его опрокинул, затем проверил заднюю дверь. Всё на запоре, и цепочка накинута.

А затем он их услышал: стук двух пар тяжелых башмаков вверх по лестнице. Паника прошила Гленна молнией. На деревянных ногах он выскочил из комнаты. Те были уже наверху – две фигуры. А затем произошло то, чего бояться надо было больше всего: Эми выскочила из спальни и угодила прямиком к ним в руки.

Открылась дверь спальни Патрика, который, натирая глаза, сонно вышел из нее как был, в пижамке.

– Эй, а ну не троньте маму! – сипловатым со сна голосом выкрикнул он.

Гленн застыл в пяти шагах от верха лестницы. Один из налетчиков держал у горла Эми нож – большой, охотничий, какими свежуют оленя.

– Ну-ка, ну-ка, потише, – выговорил Гленн, переводя глаза с ножа на своего сына. – Патрик, всё нормально.

Теперь из своей спальни вышла и дочурка.

– Лапкин, всё в порядке, – сказал он и ей.

Один из налетчиков – здоровенный, с бритой башкой и моржовыми усищами, – шагнул вперед и властно протянул руку в партаках:

– Гленн, дай мне сюда биту.

Кто эти люди? Откуда они знают имя? Чего им надо?

Бугай как будто прочел его мысли:

– Гленн, мы здесь потому, что нам нужна твоя помощь.

Прозвучало самым что ни на есть человечным и осмысленным образом. Но в том-то все и дело, что так быть не могло. Впервые с того момента, как проснулся, Гленн ощутил, что видит доподлинный кошмар. Не может бугай с таким обличием быть настолько спокойным и уравновешенным.

А делать-то было нечего: на кону стоит жизнь жены и детей. И Гленн биту протянул и отдал.

– Спасибо, – поблагодарил бугай. – А теперь, Эми, не уведешь ли ты куда-нибудь детей? Свет не включай.

Он кивнул своему сообщнику: мол, отпусти женщину.

Глаза Эми были мутными от шока. Лишь когда нож от ее шеи был убран и сунут в ножны, она кивком показала, что поняла. Тогда бугаище вернулся вниманием обратно к Гленну.

– Мне понадобятся все ваши мобильные телефоны. А затем надо, чтобы ты оделся в рабочее. У нас для тебя работа. Очень, кстати, важная. Сделаешь ее как надо, и все будет замечательно.

В любом другом районе города их встретил бы сонный антураж безлюдных ночных улиц – но не в Тендерлойне. Этот район существовал в эдакой противофазе остальному Сан-Франциско, как негатив по отношению к позитиву в фотографии прежних лет. В три часа ночи все тротуары здесь были запружены: все равно что кочевать по съемочной площадке второразрядного ужастика, где роль живых мертвецов отводится пьяни и нарикам.

По пути сюда Райан с Таем проехали мимо изъязвленного взрывом здания федерального суда – напоминание не только о месте, где началась вся эта безумная кутерьма, но и о том, что Рипер со своей дочуркой в осуществлении своих целей готовы идти очень даже далеко. Таксист по просьбе Лока высадил их на городском пустыре в двух кварталах от указанного Коберном адреса. Откуда ни возьмись к ним, поцокивая прозрачными плексигласовыми «шпильками», прикуклилась порыпанная жрица любви в косовато сидящем белом парике и с кадыком размером с кулак.