Артур Дойл - Возвращение Шерлока Холмса. Долина Ужаса (сборник)

Нельзя сказать, чтобы характер моего друга улучшился оттого, что он оказался вне привычной успокаивающей атмосферы нашей квартиры на Бейкер-стрит. Вдали от своих химикалий, толстых альбомов с газетными вырезками и уютного беспорядка он превращался в не самого общительного человека. Холмс сердито передернул плечами и раздраженным вздохом дал понять, что готов выслушать нашего гостя. Мистер Сомс тут же принялся торопливо излагать свою историю, возбужденно при этом размахивая руками.

– Для начала мне нужно пояснить вам, мистер Холмс, что завтра – первый экзаменационный день на соискание стипендии Фортескью {79}, и я включен в экзаменационную комиссию. Я преподаю греческий, и на первом экзамене соискатели должны перевести с греческого большой отрывок незнакомого текста. Текст напечатан на специальной экзаменационной бумаге, и, естественно, если бы кто-то из соискателей узнал, какой отрывок ему будет предложен и сумел бы заранее подготовить его перевод, это дало бы ему большую фору. Поэтому принимаются все меры, чтобы никто не увидел текста до дня экзамена. Сегодня примерно в три часа из типографии прибыли гранки {80}, это полглавы из Фукидида {81}. Мне предстояло очень внимательно его прочитать, ведь в тексте не должно быть ни единой ошибки. К половине пятого работа еще не была закончена, но, понимаете, я обещал одному своему другу прийти на чай, поэтому оставил лист на столе, а сам ушел. Меня не было чуть больше часа. Мистер Холмс, вы знаете, что у нас в колледже везде стоят двойные двери, внутренние обиты зеленым сукном, а наружные – тяжелые дубовые. Так вот, вернувшись, я очень удивился, увидев ключ, торчащий в замочной скважине наружной двери. Сначала мне подумалось, что это я сам забыл ключ в двери, но нет, мой ключ лежал у меня в кармане. Насколько мне было известно, единственный дубликат ключа находился у моего слуги, Бэннистера, который следит за моей комнатой уже десять лет и в чьей честности я не сомневаюсь ни секунды. Я выяснил, что это в самом деле его ключ. Оказалось, он заходил в комнату узнать, не хочу ли я чаю, и, когда уходил, по рассеянности оставил ключ в двери. Приходил он, должно быть, через несколько минут после того, как я оттуда вышел. Эта его оплошность в любой другой день не значила бы ровным счетом ничего, но сегодня она привела к самым прискорбным последствиям. Как только я увидел свой рабочий стол, я понял, что в моих бумагах рылись. Гранки были напечатаны на трех отдельных листах. Когда я уходил, они лежали рядом на столе, но теперь один из них валялся на полу, один переместился на маленький столик у окна, и только один остался на месте.

Холмс в первый раз за все время рассказа подал признаки жизни.

– На полу была первая страница, у окна – вторая, а на месте осталась третья, – сказал он.

– Совершенно верно, мистер Холмс. Поразительно! Как вы догадались?

– Давайте не будем отвлекаться. Прошу вас, продолжайте свой очень интересный рассказ.

– Сначала я подумал, что это Бэннистер позволил себе непростительную вольность и порылся в моих бумагах. Но он категорически это отрицает, и ему я не имею оснований не верить. Можно предположить, что кто-то, кому было известно, что я вышел, проходя мимо и заметив в двери ключ, решил воспользоваться случаем и зашел в мою комнату, чтобы увидеть бумаги. На кону солидная сумма денег, потому что стипендия очень большая, и какой-нибудь бессовестный человек вполне мог пойти на риск, чтобы получить преимущество перед остальными соискателями. Бэннистера это происшествие очень расстроило. Он чуть не лишился чувств, когда услышал про гранки. Хорошо, хоть стул рядом стоял, и он успел сесть, а так бы упал на пол. Я налил ему немного бренди и принялся внимательно осматривать комнату. Вскоре я обнаружил, что тот, кто побывал в моей комнате, оставил и другие следы кроме разбросанных бумаг. На журнальном столике у окна я нашел стружки от карандаша, который точили. Там же был и отломавшийся кончик грифеля. Очевидно, мерзавец так торопился, когда переписывал текст, что даже карандаш сломал.

– Превосходно! – сказал Холмс, постепенно оживляясь по мере того, как рассказ начинал все больше захватывать его. – Фортуна на вашей стороне.

– И это не все. У меня новый письменный стол, обитый светло-коричневой кожей. Я готов поклясться (и Бэннистер тоже), что обивка была совершенно чистой и гладкой, но сейчас я обнаружил на ней разрез около трех дюймов в длину… Это не просто царапина, а настоящий разрез. Кроме того, на том же столе я нашел маленький кусочек какой-то черной тестообразной массы или глины с крупинками, чем-то похожими на древесные опилки. Я убежден, что эти следы оставлены тем, кто рылся в бумагах. Ни отпечатков обуви, ни других следов, которые помогли бы установить личность побывавшего в моей комнате, там не было. Я уж, честно говоря, совсем перестал соображать, но, к счастью, вспомнил о вас. Не теряя ни секунды, я сразу же направился сюда, чтобы передать дело в ваши руки. Помогите, мистер Холмс! Вы же видите, в каком положении я оказался. Мне нужно либо найти этого человека, либо отложить экзамен, пока не будет подготовлено новое задание, а поскольку это невозможно сделать без объяснения причин, наверняка последует грандиозный скандал, который бросит тень не только на колледж, но и на весь университет. Больше всего на свете мне хочется уладить это дело тихо, так, чтобы никто посторонний об этом не узнал.