Джорджетт Хейер - Так убивать нечестно! Рождественский кинжал (сборник)

Мэри поспешила перевести разговор на другую тему, но на душе у нее скребли кошки. Едва дождавшись ухода Уайтов, она прижала Уолли к стене и спросила напрямик, верно ли, что он одолжил Уайту деньги. В ответ на заверения Уолли, что все в порядке, Мэри решительно потребовала объяснений.

Уолли с горечью забормотал, что, должно быть, близится конец света, коль скоро собственные воспитанницы начинают за ним шпионить.

– Вы отлично знаете, дядя Уолли, что я за вами не шпионила, – вспыхнула Мэри. – Но вы говорили с мистером Уайтом так громко, что не услышал бы вас только глухой. Между прочим, Роберт Стил тоже услышал.

Это известие, похоже, слегка обеспокоило Уолли.

– Когда этот тип перестанет совать нос в мои дела? – жалобно спросил он. – По-моему, он спит и видит, чтобы я угодил под трамвай или хотя бы сквозь землю провалился!

– Ничего подобного! – отрезала Мэри.

– Да! – обиженно выкрикнул Уолли. – Любому дураку ясно, что он на Эрми глаз положил. Ему ее деньги покоя не дают!

– Как раз об этом я и хотела поговорить с вами, – сказала Мэри. – Вы не имеете права давать ее деньги в долг. Тем более – Гарольду Уайту.

Уолли ощетинился:

– Хорошеньким тоном ты разговариваешь со своим опекуном!

– Вы правы, но иного выхода у меня нет. Мне больно видеть, как тетю Эрми обманывают. Будь она скупердяйкой – иное дело, но ведь она безропотно выполняет все ваши просьбы! Правда, откровенно говоря, дядюшка, порой мне становится стыдно, когда я слышу, под каким предлогом вы просите у нее денег. Между прочим, она и сама уже кое-что поняла…

– Да, мне тоже не понравилась ее реплика за завтраком, – задумчиво произнес Уолли. – Думаешь, она имела в виду нечто конкретное?

– Не знаю. Но зарубите себе на носу: если она узнает, что вы одолжили деньги Уайту, вам несдобровать. Скандал будет страшный.

– Ладно-ладно, нечего причитать раньше времени, – раздраженно пробурчал Уолли. – Просто я малость перебрал тогда, иначе ему бы из меня и фартинга не вытянуть. Однако беспокоиться не из-за чего – Гарольд вернет долг уже на следующей неделе.

– А вдруг не вернет?

– Вернет, не бойся. У меня его расписка есть.

Мэри вздохнула.

– Вы безнадежны, дядюшка. Хотела бы я знать, как вы ему откажете, если он начнет умолять об отсрочке?

– Вот здесь ты заблуждаешься, – напыщенно изрек Уолли. – Может, кто и думает, что я такой уж тюфяк и простофиля, но настоять на своем я сумею.

– Как бы мне хотелось, чтобы этот Уайт оставил вас в покое! – воскликнула Мэри.

– Я тебя понимаю, но должен сказать, что зря ты так на него напустилась. В некоторых делах он мне очень даже помогает. В один прекрасный день, когда я проснусь богачом, ты еще ему спасибо скажешь.

– И все-таки я предпочла бы, чтобы у вас с ним не было ничего общего, – упрямо проговорила Мэри.

На следующее утро Эрминтруда как раз спускалась к завтраку, когда Гарольд Уайт принес ружье. Как всегда, он вошел в парадную дверь, даже не потрудившись позвонить, и жизнерадостно пожелал Эрминтруде доброго утра. Эрминтруда сказала, что, должно быть, ее дворецкий не слышал звонка, на что Уайт, не понимавший намеков, как ни в чем не бывало ответил:

– О, я не стал звонить! Я же знал, что вы не станете возражать против моего прихода. В конце концов, мы ведь почти родственники. Кстати, – он потряс потертым кожаным футляром, – я принес Уолли его ружьишко!

– Вообще-то, – с достоинством произнесла Эрминтруда, поморщившись при виде грязного футляра, – это не его ружье. Оно принадлежало моему покойному мужу.

– Понятно, старая добрая память, – сочувственно закивал Уайт. – Я, между прочим, ухаживал за ним, как за ребенком, – чистил, смазывал. Оба ствола теперь блестят как стеклышко. Уолли будет доволен.

Эрминтруда сдержанно поблагодарила его и заметила, что отдавать ружье без футляра – вполне в духе ее супруга. Правда, в ответ на замечание Уайта, что Уолли страдает рассеянностью, она тут же вспомнила о супружеской солидарности и довольно сварливо возразила, что у мужа полно более важных забот, чем забивать голову всякими пустяками. Затем Эрминтруда сообщила Уайту, что он может сам отнести ружье в оружейную комнату, и распрощалась.

– Раз уж он так свободно расхаживает по моему дому, – сказала она Мэри, – пусть сам за собой ухаживает.

В эту минуту спустился князь, и Эрминтруда поспешно осведомилась, хорошо ли он спал. Оказалось, что князь не только спал лучше, чем когда бы то ни было, но вдобавок и проснулся, разбуженный отдаленным криком петуха. Вот тогда-то он, по его словам, впервые и осознал всю прелесть жизни в английской провинции. Он лежал, с тихим восторгом прислушиваясь к петушиному кукареканью. Незабываемое впечатление!