Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой

– Вы упоминали, что ваш брат тратил много денег? – спросил я.

– Да. Мы оба получили очень приличное наследство. – Генри Негус покачал головой. – Разве мог я когда-нибудь подумать, что мой ответственный старший брат Ричард станет проматывать свое состояние, швыряя деньги направо и налево, без единой мысли о будущем… но именно так он и поступал. Казалось, он принял решение превратить все, что оставил ему отец, в спиртное и залить его себе в глотку. Я начал бояться, что его ждут нищета и болезнь. Иногда я не спал ночами, все лежал и думал о том, какой ужасный конец ему предстоит. Но убийство – нет, никогда. Вот уж что никогда не приходило мне в голову, так это что его убьют, хотя, возможно, напрасно.

Пуаро взглянул на него, мгновенно насторожившись.

– Почему же напрасно, месье? Мало кто из людей полагает, что их родственников ждет насильственная смерть. И в большинстве случаев абсолютно оправданно.

Генри Негус немного задумался над ответом. Наконец он сказал:

– Было бы выдумкой с моей стороны утверждать, что Ричард знал о том, что его убьют, ибо кто может это знать? Но с того самого дня, как он переехал в мой дом, его отличала сумрачная манера поведения, словно он был обречен на смерть и его жизнь уже кончилась. Описать точнее я не могу.

– Однако вы упоминали, что он, гм, оживился в последние месяцы перед смертью?

– Да. Моя жена тоже это заметила. Она хотела, чтобы я поговорил с ним об этом по душам – женщины ведь всегда так поступают, верно? – но я знал, что Ричарда не обрадует такое вторжение в его жизнь.

– Он казался счастливым? – спросил Пуаро.

– Хотелось бы мне сказать да, месье Пуаро. Если бы я был уверен, что в последние месяцы перед смертью он испытал счастье, которого был лишен до этого годами, это было бы для меня большим утешением. Но нет, дело было не в счастье. Больше похоже на то, как будто он что-то задумал. Как будто после многих лет бесцельного существования у него вдруг снова появилась цель. По крайней мере, таково было мое впечатление, хотя я ничего не знаю о характере этой цели.

– И все же вы уверены, что эта перемена вам не померещилась?

– Да, уверен. Она проявлялась разнообразно. Ричард стал чаще спускаться по утрам к завтраку. В нем снова появились энергия и сила. Улучшилось его гигиеническое поведение. Но заметнее всего было то, что он перестал пить. Сказать вам не могу, до чего я радовался одному этому обстоятельству. Мы с женой молились, чтобы он преуспел в своем начинании, в чем бы оно ни заключалась, надеясь, что тогда проклятие Грейт-Холлинга спадет с него и его жизнь снова станет плодотворной.

– Проклятие, месье? Вы верите в то, что эта деревня проклята?

Лицо Генри Негуса залилось краской.

– Нет, конечно же нет. Подобных вещей не существует, не так ли? Это слова моей жены. Видите ли, не зная в точности, что там случилась, она навоображала себе невесть что, какое-то проклятие, которое разрушило помолвку Ричарда, заставило его бежать из деревни, и все на основании одного-единственного факта, который известен ей о Грейт-Холлинге.

– Какого факта? – спросил я.

– О! – Генри Негус, похоже, удивился. Потом сказал: – Нет, вряд ли вы об этом знаете. Да и зачем это вам? Ужасная трагедия местного приходского священника и его жены. Ричард написал нам о ней за несколько месяцев до того, как покинул деревню, – сказал Генри. – Они умерли через несколько часов один после другого.

– Вот как? И что же стало причиной их смерти? – спросил Пуаро.

– Не знаю. Ричард не упомянул об этом в своем письме, если, конечно, сам знал. Написал только, что это была страшная трагедия. Вообще-то я пытался расспросить его об этом позднее, но он только рыкнул на меня, и я, к сожалению, так ничего и не узнал. Думаю, он был слишком погружен в свои несчастья, чтобы обсуждать чужие.

– Или же, – говорил Пуаро, когда мы полчаса спустя торопливо шагали из «Плезантс» по направлению к нашему пансиону, – все эти несчастные события, произошедшие шестнадцать лет тому назад, как-то связаны: трагическая судьба викария и его жены, внезапный обрыв Ричардом Негусом помолвки с Идой Грэнсбери, столь же внезапная ненависть к обитателям Грейт-Холлинга и решение вернуться в Девон, где он превратился в бездельника, спивающегося в доме брата!

– Думаете, Ричард Негус пристрастился к бутылке из-за смерти викария? – сказал я. – Конечно, соблазнительно увязать все события в один узел, но не вернее ли предполагать, что одно и другое никак не связаны?