Майкл Коннелли: Последний срок

Обозревая бесконечную реку металла и стекла, Босх чувствовал, как ему передается отчаяние Пелла. Он лишил его единственного шанса на искупление греха в тот момент, когда Пелл отомстил бы за все зло, причиненное ему, и возместил то, которое он причинил другим. Гарри, не вполне согласный с этим, понимал чувства Клейтона. У каждого человека найдется то, что он жаждет искупить.

Босх отнял у Пелла этот шанс, поэтому, слушая печальную музыку Фрэнка Моргана, хотел утопить свою тоску в вине. Ему было жаль хищника.

Дверной звонок прозвучал почти в тон саксофона. Босх вошел в дом, но пока проходил через гостиную, из спальни выскочила дочь и обогнала его по дороге в прихожую. Положила ладонь на ручку, но, прежде чем открыть, заглянула, как учил отец, в глазок. А затем, отступив от двери механическими шажками, прошептала:

– Это Киз.

Повернулась и, словно спасаясь, бросилась в коридор.

– Без паники, – пробормотал Босх. – С Киз мы как-нибудь справимся.

Он открыл замок.

– Привет, Гарри. Ты как?

– Нормально, Киз. Что привело тебя ко мне?

– О, наверное, надеялась, что мы немного посидим с тобой на веранде.

Босх не отвечал так долго, что затянувшаяся пауза стала неловкой.

– Гарри, тук-тук, есть кто-нибудь дома?

– Да-да, извини, я, мм… давай, заходи.

Он распахнул перед ней дверь. Киз знала дорогу на веранду.

– Прости, в доме нет ничего спиртного. Только вода и содовая.

– Вода подойдет. Я потом вернусь на работу.

Мэдди все еще стояла на пороге спальни.

– Привет, Киз, – сказала она.

– А, Мэд, как поживаешь, девочка?

– Хорошо.

– Рада слышать. Если тебе когда-нибудь что-то понадобится, дай мне знать.

– Спасибо.

Босх завернул на кухню и взял из холодильника две бутылки воды. Он задержался всего на несколько секунд, но когда вышел на веранду, Киз уже стояла у перил, любуясь видом и прислушиваясь к доносящимся с автострады звукам. Гарри закрыл за собой дверь – дочери незачем слышать, что скажет ему лейтенант.

– Поразительно: где ни окажешься в этом городе, от машин не скроешься. Даже здесь, наверху.

Босх подал ей бутылку с водой.

– Я понимаю так: если ты собираешься вернуться в управление и работать всю ночь, это твой официальный визит. Дай-ка подумать, с чем ты пожаловала. Вот: меня наказывают за то, что я увел автомобиль из кортежа шефа.

Райдер отмахнулась:

– Пустяки, Гарри. Я приехала предупредить тебя.

– О чем?

– Начинается заваруха. С Ирвингом. В следующем месяце откроются военные действия и неизбежны потери.

– Киз, будь со мной откровенна. Что задумал Ирвинг? Потеря – это я?

– Нет, но он начал с того, что обратился в полицейскую комиссию – хочет добиться, чтобы полностью изучили дело Чилтона Харди. От ареста до инцидента в автобусе. И он настоит на своем. Большинство членов комиссии занимают в ней места лишь благодаря его покровительству и сделают все, что он скажет.

Босх подумал о своих отношениях с Анной Стоун и о том, как это может использовать Ирвинг. А еще был обыск до получения ордера. Если Ирвинг узнает об этом, он будет ежедневно, до самых выборов, устраивать пресс-конференции.

– Отлично, пусть приходят, – ответил он. – Я чист.

– Надеюсь, Гарри. Но сейчас меня больше тревожит не твоя роль в этом деле, а то, что происходило двадцать лет назад. Харди убивал, но не привлек внимания полиции, и не было никакого расследования. Когда это всплывет, мы будем бледно выглядеть.

Теперь Босх понял, почему Райдер пришла к нему. Интрига на высшем уровне – то, о чем предупреждал его Ирвинг.

Чем больше их отдел задокументирует преступлений и жертв Чилтона Харди, тем сильнее общество возмутится тем, что преступнику двадцать лет позволяли безнаказанно творить злодеяния. Харди настолько плевал на полицию, что даже не счел нужным переехать в другое место.

– Так чего ты хочешь, Киз? Чтобы мы ограничились делом Лили Прайс? Этого? Свести все к одному эпизоду и потребовать смертной казни? В конце концов, убить Харди можно всего один раз. А его другие жертвы побоку. Например, Мэнди Филлипс, чья фотография висела в берлоге этого подонка. Это одна из тех потерь, о которых ты только что сказала?

– Нет, Гарри, этого я не хочу. Мы ничего не в силах остановить. И прежде всего, потому что история стала достоянием гласности. Мы требуем справедливости для всех жертв. Ты это понимаешь.

– Тогда о чем мы рассуждаем? Чего ты хочешь, Киз?

Лейтенант помолчала: она не решалась произнести все открыто.