Агата Кристи: Большая четверка

– Он был здесь, – вежливо ответил Пуаро.

– Но не удрал же он снова, а? – спросил санитар с некоторым опасением.

– Он умер.

Санитар явно испытал облегчение и ничуть не расстроился.

– Ну, наверное, так даже лучше для всех.

– Он был… э-э… опасен?

– Вы имеете в виду, не был ли он одержим мыслью об убийстве? О, нет. Он был вполне безвреден. У него была острая мания преследования. Все тайные общества Китая стремились заставить его молчать! Да они все у нас такие.

Я вздрогнул.

– Как долго он находился в больнице взаперти? – спросил Пуаро.

– Да уже два года.

– Понятно, – тихо произнес Пуаро. – И никому не приходило в голову, что он может… может быть вполне разумен?

Санитар позволил себе рассмеяться.

– Если бы он был в своем уме, что бы он делал в доме для чокнутых лунатиков? Они все там утверждают, что они разумны, знаете ли.

Пуаро промолчал. Он провел санитара во вторую комнату, чтобы тот взглянул на тело. Опознание не заняло много времени.

– Да, это он… совершенно верно, – бездушно произнес санитар. – Чудной был парень, а? Ну, джентльмены, мне теперь лучше пойти и заняться необходимыми формальностями. Мы же не хотим оставлять вас надолго с трупом на руках. Если будет дознание, я надеюсь, вы на него придете. Всего доброго, сэр.

И, неуклюже поклонившись, он ушел.

Несколько минут спустя прибыл Джепп. Инспектор Скотленд-Ярда был бодр и энергичен, как всегда.

– А вот и я, мсье Пуаро. Чем могу быть вам полезен? Вообще-то я думал, что вы сегодня отправляетесь на коралловые острова или еще куда-то в этом роде!

– Дорогой Джепп, я хочу знать, приходилось ли вам когда-нибудь видеть этого человека.

И Пуаро провел Джеппа в спальню. Инспектор в полном изумлении уставился на тело, лежащее на кровати.

– Дайте-ка подумать… что-то в нем есть знакомое… а я горжусь своей памятью, вы знаете. Ох, господь милосердный, да это же Майерлинг!

– И кто он таков… или кем он был – этот Майерлинг?

– Парень из Секретной службы… не наш, не из Скотленд-Ярда. Пять лет назад отправился в Россию. Больше о нем ничего не слышали. Я вообще-то думал, что большевики его прихлопнули.

– Все сходится, – сказал Пуаро, когда инспектор Джепп отбыл восвояси, – кроме того, что его смерть выглядит естественной.

Он стоял, глядя на бездвижное тело, и недовольно хмурился. Порыв ветра взметнул оконные занавески, и Пуаро с внезапным вниманием посмотрел на них.

– Полагаю, это вы открыли окна, Гастингс, когда уложили нашего гостя на постель?

– Нет, я не открывал, – ответил я. – Насколько я помню, они были закрыты.

Пуаро резко вскинул голову.

– Закрыты… а теперь они распахнуты. Что это может означать?

– Кто-то влез в окно, – предположил я.

– Возможно, – согласился Пуаро, но он говорил с отсутствующим видом и без убеждения. Через минуту или две он сказал: – Вообще-то я думал не совсем об этом, Гастингс. Если бы открыли только одно окно, это не заинтриговало бы меня так сильно. Именно то, что открыты оба окна, поразило меня как нечто удивительное.

Он поспешил в другую комнату.

– Окна гостиной тоже открыты! А мы оставили их закрытыми. Ах!

Он вернулся к мертвецу и наклонился над ним, чтобы изучить как следует уголки его губ. Потом вдруг посмотрел на меня.

– Ему затыкали рот кляпом, Гастингс! Заткнули рот и отравили!

– Боже милостивый! – воскликнул я, потрясенный. – Ну, я полагаю, при вскрытии это обнаружится.

– Ничего там не обнаружится. Его убили, заставив вдохнуть пары синильной кислоты. Ее прижали к его носу… Затем убийца ушел, но сначала открыл все окна. Синильная кислота очень быстро испаряется, но ее нетрудно обнаружить, поскольку она пахнет горьким миндалем. Однако если тщательно устранить запах, который может пробудить подозрения относительно причин гибели, то смерть может выглядеть вполне естественной в глазах врачей. А ведь этот человек был тайным агентом, Гастингс. И пять лет назад пропал в России.

– Последние два года он провел в сумасшедшем доме, – напомнил я. – Но где он был еще три года до этого?

Пуаро покачал головой и схватил меня за руку.

– Часы, Гастингс, посмотрите на часы!

Я проследил за его взглядом, устремленным к каминной полке. Часы остановились ровно в четыре.

– Mon ami, кто-то остановил их. Их завода должно было хватить еще на три дня. Это часы с восьмидневным заводом, улавливаете?

– Но зачем бы кто-то стал это делать? Неужели надеялись таким образом запутать врача, чтобы он установил неправильное время смерти?