Роберт Гэлбрейт - Шелкопряд

– Полагаю, вас уже допрашивала полиция?

– Естественно. Мы долго мусолили скандал в «Ривер-кафе» и те причины, которые помешали мне внимательно прочесть эту проклятую книгу. Кроме того, меня подробно расспрашивали обо всех моих перемещениях после нашей с Оуэном последней встречи. Особенно три дня спустя. – Она бросила гневно-вопросительный взгляд на Страйка, но тот сидел с каменным лицом. – Если не ошибаюсь, полицейские считают, что он скончался через три дня после нашей ссоры?

– Понятия не имею, – солгал Страйк. – А что вы им рассказали о своих перемещениях?

– Рассказала, что после той сцены, которую закатил мне Оуэн, я тут же отправилась домой, а на следующее утро взяла такси до Паддингтона и уехала погостить к Доркус.

– Это одна из ваших подопечных – так, кажется, вы говорили?

– Да, Доркус Пенгелли, которая… – Заметив тонкую усмешку детектива, Элизабет впервые за время их знакомства расцвела мимолетной улыбкой. – Хотите верьте, хотите нет, но это настоящее имя, а не псевдоним. Она пишет порнографию, замаскированную под романтические повести. Оуэн плевался насчет этих книг, но бешено завидовал ее успеху. Такую беллетристику сметают с прилавков, – пояснила Элизабет.

– И когда вы вернулись от Доркус?

– К вечеру понедельника. Считалось, что я устроила себе приятные длинные выходные, но приятного было мало, – жестко заявила она, – из-за «Бомбикса Мори». Живу я одна, – продолжила Элизабет. – Поэтому не могу доказать , что из ресторана отправилась прямо домой, а по возвращении в Лондон не убивала Оуэна. Притом что руки чесались…

Отпив еще воды, Элизабет Тассел продолжила:

– Полицию главным образом интересовала его книга. По-моему, считается, что она многим дает повод для убийства. – Элизабет Тассел впервые сделала попытку вытянуть из Страйка информацию.

– Это только поначалу так думали, – сказал он, – но если дата смерти установлена правильно и Куайн умер через три дня после вашей с ним ссоры в «Ривер-кафе», то круг подозреваемых значительно сужается.

– То есть? – резко спросила Элизабет, чем напомнила Страйку одного беспощадного оксфордского преподавателя, который использовал этот короткий вопрос как гигантский шприц, нацеленный на слабое место в аргументации.

– К сожалению, раскрывать информацию не имею права, – с любезностью ответил Страйк, – чтобы не повлиять на ход полицейского расследования.

Как он заметил через маленький столик, бледная, жирная, с крупными порами кожа Элизабет была покрыта угрями; темные глаза-маслины смотрели настороженно.

– У меня допытывались, – сообщила она, – кому я показывала рукопись, прежде чем отправить ее Кристиану и Джерри. Ответ: никому. Потом стали спрашивать, с кем советовался Оуэн во время работы над своими романами. Не знаю, почему это так важно. – Ее черные глаза по-прежнему буравили Страйка. – Неужели считается, что кто-то его подзуживал?

– Право, не знаю, – опять солгал Страйк. – А он и в самом деле с кем-то советовался по поводу своих произведений?

– Частные вопросы он мог обсуждать с Джерри Уолдегрейвом. А я удостаивалась только заглавий.

– Вот даже как? Неужели он ни разу не спросил вашего совета? Вы ведь изучали английскую филологию в Оксфорде?..

– Я окончила только бакалавриат, – раздраженно сказала Элизабет, – но Оуэн это в грош не ставил. А сам, кстати, с треском вылетел из Лафсборо или какой-то подобной дыры, так и не дойдя до диплома. Да, Майкл когда-то любезно сообщил Оуэну, что в студенческие годы я как литератор была «до боли вторична», и Оуэн не упускал случая об этом напомнить. – От старой обиды она даже порозовела. – Оуэн разделял предрассудки Майкла насчет места женщин в литературном процессе. При этом, естественно, женщинам не возбранялось восхищаться творчеством обоих… – Она закашлялась в салфетку, а когда подняла голову, лицо ее было красным от злости. – Оуэн, как никто другой, был падок на лесть, хотя практически все писатели в этом смысле ненасытны.

Им принесли горячее: томатный суп с базиликом для Элизабет и треску с жареным картофелем для Страйка.

– Во время нашей предыдущей встречи вы упомянули… – Страйк разом проглотил изрядный кусок рыбы, – что в какой-то момент вам пришлось выбирать между Фэнкортом и Куайном. Почему вы предпочли Куайна?

Элизабет подула на ложку супа и, видимо, со всей серьезностью обдумала свой ответ.

– У меня создалось ощущение… в тот период… что он больше страдал от чужих грехов, нежели грешил сам.