Линкольн Чайлд - Белый огонь

– Ну и у белых тоже был запрет. А не скальпировали их, может быть, для того, чтобы не разоблачить себя.

– Возможно. Но убийства были по высшей категории. То есть все было четко и организованно, – поспешила добавить Кори. – Нелегко застать врасплох видавшего виды колорадского добытчика, который охраняет застолбленный участок. Не думаю, что беспомощная шайка индейцев юта могла бы провернуть все эти убийства.

– А что насчет китайцев? Это ведь ужас, как к ним относились. Их словно считали недочеловеками.

– Я тоже об этом думала. Но если мотив убийства – месть, то зачем съедать жертвы?

– Может быть, они просто имитировали съедение, чтобы было похоже на медведя.

Кори отрицательно покачала головой:

– Мой анализ показывает, что они на самом деле поедали мясо – в сыром виде. И еще один вопрос: почему убийства вдруг прекратились? Какой цели они добились? Если вообще добились.

– Вот это хороший вопрос. Но уже час дня. Я не знаю, как ты, а я голодна – сама бы съела пару добытчиков.

– Можно перекусить.

Они встали, собираясь уходить, и тут к ним подошел Тед.

– Слушай, Кори, – сказал он. – Хотел спросить у тебя, как насчет обеда сегодня вечером. С местами проблем не будет.

Он провел пятерней по своим кудрявым каштановым волосам и, улыбаясь, посмотрел на нее.

– С удовольствием, – сказала она, довольная тем, что Тед не потерял к ней интереса, хотя и поглядывал на Стейси. – Но у меня сегодня обед с Пендергастом.

– Ну что ж, тогда в другой раз. – Он улыбнулся, но Кори видела, что он уязвлен. Он чем-то напоминал ей обиженного щенка, и она почувствовала себя виноватой. Тем не менее он весело повернулся к Стейси и подмигнул ей. – Рад был с вами познакомиться.

Пока они надевали пальто и выходили на зимний воздух, Кори размышляла о том, чем может закончиться новое свидание с Тедом. Вообще-то, у нее давно не было бойфренда, и ее кровать в особняке над Вороньим оврагом была очень, очень холодна.

Это было похоже на навязчивый кошмар: он приходит к тебе однажды ночью, а потом повторяется в еще более зловещей форме. По крайней мере, так казалось шефу полиции Моррису, который шел по тому, что осталось от дома Дютуа. Дымящиеся руины стояли на уступе холма, откуда открывался великолепный вид на город и на окружающее его кольцо заснеженных гор. Моррису было невыносимо идти по тем же коридорам, огороженным полицейской лентой, вдыхать тот же запах горелого дерева, пластика и резины, видеть обугленные стены и лужицы расплавленного стекла, покореженные кровати, унитазы и раковины, искалеченные пламенем. А тут еще были всякие мелочи, которые сохранились каким-то непонятным образом: стакан, флакон с духами, плюшевый мишка, пропитанный водой, и постер кинофильма «Уличный оркестр», самого знаменитого фильма Сони Дютуа, – он так и остался висеть на покореженной стене.

Почти вся ночь ушла на тушение пожара – превращение дома в эту влажную, испускающую пар груду. Криминалисты и медики приехали утром и, как могли, идентифицировали жертвы, которые здесь не обгорели так сильно, как в случае с семьей Бейкеров, что только увеличило ужас. По крайней мере, думал шеф полиции, на этот раз ему не придется иметь дело с Чиверсом: тот уже побывал на месте преступления и теперь готовил доклад, к которому шеф полиции заранее питал недоверие. Чиверсу это преступление явно было не по зубам.

А вот Пендергасту Моррис был благодарен за присутствие. Несмотря на всю свою эксцентричность и на тот факт, что всех остальных его присутствие выводило из себя, Пендергаст почему-то действовал на шефа полиции успокаивающе. Все в том же совершенно неподходящем одеянии – черном пальто и кремовом шелковом шарфе, в той же шляпе он бродил по руинам впереди Морриса и молчал, как немой. Тяжелые зимние облака закрывали солнце, и температура за пределами руин была ниже минус десяти. Но внутри остаточное тепло и облака пара создавали влажный, пахучий микроклимат.

Наконец они нашли первую жертву, которую медики предварительно опознали как Соню Дютуа. Останки более или менее напоминали крупный почерневший плод среди груды пружин, металлических пластин, болтов, остатков ковров и обожженных слоев ватина с вкраплениями оплавленного пластика и проводов. Череп остался целым, и челюсти застыли в замершем крике, предплечья обгорели до костей, кости пальцев были сжаты, тело от жара скрючилось.

Пендергаст остановился и долго разглядывал жертву. Он не стал вытаскивать пробирки, пинцеты, не стал отбирать образцы. Он только смотрел. Потом медленно обошел ужасные останки. В его руке появилась ручная лупа, и он принялся рассматривать через нее следы расплавленного пластика и другие интересующие его объекты. Пока он делал это, подул ветерок и донес до шефа полиции запах жареного мяса, отчего у него тут же возник рвотный рефлекс. Боже, как ему хотелось, чтобы Пендергаст поторопился!