Либба Брэй - Пророки

Она сжала голову руками.

– Не позволяй панике брать верх над здравым смыслом, Эви. Думай. Золотой Телец… – Уилл принялся крутить колесико зажигалки, гася искры свободной ладонью.

– Золото. Деньги, жадность. Уолл-стрит. Банкир или брокер? – предположил Джерихо.

– Золотой дворец в китайском квартале? – уныло предложил Сэм. У него был усталый голос.

– В Библии подразумевается настоящий золотой теленок. Но мы не можем быть уверены в том, что гримуар полностью ориентируется на Библию. Книга Братии – стилизация, сборная солянка, понимаете? – напомнил Уилл.

– Нам придется торчать здесь всю ночь. – Эви тяжело вздохнула.

– Думаю, ночи у нас нет, – ответил Джерихо.

– Вы не ели, – вдруг сказал Уилл. Эви поняла, что он сам проголодался, иначе бы он ничего не сказал. – Я схожу в кулинарию Вольфа на Бродвее, возьму сандвичей с копченой говядиной. Продолжайте работать, я быстро.

– Дай-ка сюда, – сказала Эви и забрала у Джерихо Библию. С того вечера, как Эви призналась, что она – Пророк, они перекинулись лишь парой слов. Ее очень задела реакция Джерихо. Она принялась перечитывать фрагмент Библии снова и снова. У нее в голове вертелась какая-то зацепка, но Эви никак не могла за нее ухватиться.

– Поклонение ложным богам. Поклонение ложным богам… – Отгадка уже складывалась в ее голове. – А как его имя… – Она замолчала и принялась энергично листать Библию, нашла нужное место и подчеркнула его пальцем. – Баал, – произнесла она. – Поклонение Баалу. О Боже…

– В чем дело, куколка? – спросил Сэм.

– Я знаю, где произойдет следующее преступление, – объявила Эви, хватая шляпу и пальто.

– Куда мы направляемся?

– В театр «Глобус»! – воскликнула Эви.

– А что в «Глобусе»? – недоумевал Джерихо.

– Шоу Зигфелда, – сказал Сэм и поспешил за Эви.

Тета сидела в гримерке перед зеркалом и снимала макияж с помощью кольдкрема. Зеркала были завешаны шарфами и боа. Костюмер уже убрала сценические костюмы – девушки выскакивали из них с умопомрачительной скоростью, спеша к своим воздыхателям, поклонникам или бойфрендам-маклерам. Театр опустел, и Тета осталась в одиночестве. Ей всегда нравилась атмосфера пустого театра.

Тете было шесть, когда она впервые выступила в Пеории, штат Иллинойс, как маленькая Бетти Сью Боуэрс. На ней было трогательное пышное платье с передником цветов американского флага и серебряные блестящие туфли для чечетки. Она танцевала и пела «Боже, благослови Америку», а властная мачеха стояла за кулисами и проговаривала каждое слово песни. Зрители были очарованы и звали ее «Кудрявая шалунья» и «Куколка Бетти». Скоро она выступала по контракту с сетью «Орфеум» по всему Среднему Западу. Тета ненавидела водевиль, нудную работу, продуваемые сквозняком каморки за сценой, истекающих слюной «дядюшек», которые просили ее посидеть у них на коленях. Изнурительные турне по стране, чахлые городишки с умирающими театрами. Каждый вечер миссис Боуэрс накручивала ее волосы на бигуди и шлепала Тету расческой, приговаривая: «Не смей их испортить». Она боялась спать, боялась испортить кудряшки и получить более сильную взбучку с утра. Она никогда не училась в школе. У нее ни разу не было вечеринки по случаю дня рождения и не появилось настоящих друзей.

Когда Тете исполнилось четырнадцать, стало очевидно, что она больше не может быть «Кудрявой шалуньей». Она обзавелась женственной фигурой, длинными умопомрачительными ногами и пухлыми, чувственными губами. Тета больше не могла играть милую девочку, но была слишком юна для более двусмысленных и откровенных ролей. Она рисковала остаться без работы. Они подписали месячный контракт в мюзик-холле Канзаса, когда Тета познакомилась с красивым продавцом газировки по имени Рой. Она бежала с ним пару недель спустя. Это оказалось даже большей ошибкой, чем жизнь с миссис Боуэрс. Сначала ей казалось, что Рой ее защищает. Но вскоре он стал просто одержимым и пытался контролировать все: что она надевает, куда идет и с кем видится. Как-то раз он запер ее в ванной на целую ночь, перед тем как уйти гулять с друзьями. Тета взломала замок шпилькой, вылезла из окна второго этажа и сбежала. Рою это не понравилось. Ему это очень не понравилось.

На следующее утро, сверкая свежим синяком под глазом и разбитой губой, Тета попыталась вернуться домой. Она стояла на крыльце пансиона со своим маленьким тканым чемоданчиком в руках. От слез больно щипало раненый рот.