Эрик Сунд - Голодное пламя

Хуртиг ждал.

– Что ты думаешь о составлении профиля преступника?

Хуртиг с удивлением взглянул на нее.

– Где мы возьмем психолога, который согласится участвовать в неофициальном… – начал он, и тут его осенило. – А-а, ты имеешь в виду Софию Цеттерлунд?

Жанетт кивнула:

– Да, но я еще ее не просила. Хотела сначала поговорить с тобой.

– Черт, Жанетт, – широко ухмыльнулся Хуртиг, – ты лучший начальник из всех, что у меня были.

И ведь он на самом деле так думает, поняла Жанетт.

– Это греет. Сейчас-то я не чувствую себя лучшим в мире начальником.

Жанетт задумалась о Юхане, о своем разводе. Что же дальше? В эту минуту она ничего не знала о том, что ждет в будущем лично ее. В перспективе угадывалось одинокое бдение над Юханом. Со всей определенностью одинокое. Оке перебрался к своей новой женщине, галеристке Александре Ковальской, на чьей визитной карточке значилось «реставратор». Звучит так, будто она набивает тряпками издохших зверей. Создает мнимую жизнь из того, что умерло.

– Выйдем, покурим? – Хуртиг поднялся, словно догадавшись, что мысли Жанетт необходимо прервать.

– Ты же не куришь?

– Иногда можно сделать исключение. – Хуртиг достал из кармана пачку и протянул Жанетт. – Я не разбираюсь в сигаретах, но вот, купил для тебя.

Жанетт взглянула на пачку, рассмеялась:

– Ментоловые?

Оба надели куртки и вышли на улицу. Дождь начал утихать, над горизонтом виднелась полоса светлого неба. Хуртиг зажег сигарету, передал ее Жанетт и зажег еще одну, себе. Глубоко затянулся, кашлянул и выдул дым из ноздрей.

– Останешься жить в доме? Потянешь? – спросил он.

– Не знаю. Но должна попытаться ради Юхана. К тому же у Оке дела пошли, картины начали продаваться.

– Да, я читал рецензию в «Дагенс Нюхетер». Они такие лиричные.

– Тошно сознавать, что ты двадцать лет субсидировала его работу, а потом тебе не дают собрать плоды.

Галеристка и реставратор Александра этим летом связалась с Оке, а потом все получилось очень быстро. Оке, оказавшийся одной из ярчайших звезд на небосклоне шведского искусства, оставил Жанетт ради более молодой и красивой Александры.

Жанетт и в голову никогда не приходило, что они с Юханом так мало значат для Оке. Что он не колеблясь повернется к ним спиной и уйдет.

Хуртиг посмотрел на нее, щелчком отбросил окурок и открыл дверь:

– «Вверх – как солнце…» [5]

Хуртиг обнял ее, и Жанетт ощутила, как ей это нужно, но она понимала: ласка может быть полой, как стволы отживших свой век деревьев. Я не способна отличить умершее от живущего, подумала она, собираясь с духом, перед тем как вернуться в тишину палаты и сесть рядом с Юханом.

Каждое свершившееся в прошлом деяние дает начало тысячам вероятностей, которые стремятся к новым заключениям.

Для Иво Андрича смерть всегда выглядела одинаково, несмотря на то что причины ее бывали разными в каждом конкретном случае.

По дороге из Бандхагена в Сольну Иво обдумывал увиденное. Причина смерти лежала далеко за пределами здравого смысла, а границу устанавливал мозг больного человека.

Исходя из увиденного на месте преступления, Иво уже сейчас знал, что случилось с женщиной, и чувствовал облегчение. Все могло быть гораздо хуже.

Оказавшись в Сольне, он поспешил в секционную – ему хотелось получить подтверждение своей теории. Требовалось только хорошее освещение.

Осмотрев обнаженное тело Элисабет Карлссон, лежавшее на столе из нержавеющей стали, Андрич меньше чем за минуту понял, что стало причиной ее смерти. Гипотеза, пришедшая ему в голову, оказалась верной.

На животе и груди женщины раскинулся красновато-коричневый узор в форме папоротника, а на левой руке виднелся глубокий ожог величиной с монету в одну крону. Все было ясно как день.

Просто, как в учебнике.

Элисабет Карлссон оказалась неправдоподобно невезучей женщиной.

София выключила компьютер и закрыла крышку. Теперь, когда она решила все-таки не стирать связанные с Викторией файлы, ей как будто стало легче.

Но счастлива ли она? София не знала.

Меньше года назад она была счастлива. Во всяком случае, она так думала. И ведь ей этого хватало?

Потом все оказалось только видимостью, но это не значило, что ее чувства были ненастоящими. Она хранила верность, она была готова сделать все для того Лассе, с которым жила. Но Лассе методично, последовательно разрушал их существование, и она могла лишь смотреть, не в силах ничего сделать.