Энн Перри - Опасная скорбь

Подошло время ленча, а затем и чаепития. Леди Беатрис снова начала волноваться. Щеки ее загорелись, в глазах появился лихорадочный блеск.

Если кто-то и обратил внимание на их отсутствие, то не слишком по этому поводу беспокоился. Во всяком случае, в спальню леди Беатрис за весь день никто не заглянул.

Уже смеркалось, когда раздался стук в дверь.

Леди Беатрис побледнела, испуганно взглянула на Эстер, затем с усилием негромко произнесла:

– Войдите.

Вошел Киприан – встревоженный, озадаченный, но пока еще не испуганный.

– Мама, там снова явилась полиция, но на этот раз не Монк, а сержант Ивэн с констеблем. С ними еще тот несносный адвокат, что защищал Персиваля.

Леди Беатрис поднялась, покачнулась.

– Я сойду вниз.

– Полагаю, они хотят о чем-то поговорить с нами, но о чем именно, сказать отказываются. Видимо, придется подчиниться, хотя я не понимаю, что они еще желают выяснить.

– Боюсь, мой дорогой, они желают выяснить кое-что весьма неприятное.

– Но что тут осталось выяснять?

– Многое, – ответила она и оперлась на его руку.

В гостиной уже собралось все семейство, включая Септимуса и Фенеллу. У дверей стоял Ивэн, рядом с ним – констебль в мундире. Оливер Рэтбоун вышел на середину комнаты.

– Добрый день, леди Мюидор, – почтительно поклонился он.

– Добрый день, мистер Рэтбоун, – с легкой дрожью в голосе ответила она. – Я так понимаю, что вы явились сюда спросить меня о пеньюаре?

– Да, – тихо подтвердил он. – Я сожалею, что мне приходится это делать, но выбора у нас нет. Лакей Гарольд позволил мне осмотреть ковер в кабинете… – Рэтбоун обвел взглядом лица собравшихся. Никто не пошевелился, никто не издал ни звука. – Я обнаружил кровавые пятна на ковре и на рукоятке ножа для разрезания бумаги. – Изящным жестом он извлек из кармана нож и медленно повернул его для всеобщего обозрения. По лезвию скользнули блики.

Майлз Келлард стоял неподвижно, брови его были недоуменно сдвинуты.

Киприан имел несчастный вид.

Сэр Бэзил смотрел не моргая.

Араминта стиснула кулачки так, что побелели костяшки пальцев. Лицо ее было бледным, как бумага.

– Я надеюсь, ваш жест имеет определенную цель? – раздраженно сказала Ромола. – Ненавижу мелодрамы. Объясните, в чем дело, и прекратите этот балаган.

– Да умолкни ты! – прикрикнула Фенелла. – Ты ненавидишь все, что нарушает твой покой и благополучие. Если не можешь сказать ничего путного, то хотя бы придержи язык.

– Октавия Хэслетт умерла в кабинете, – ровным ясным голосом объяснил Рэтбоун, и по комнате прошел шепоток.

– Боже правый! – Фенеллу озадачила и позабавила эта новость. – Вы что же, полагаете, Октавия вступила в связь с лакеем на ковре в кабинете? Это нелепо… да и неудобно. К их услугам была отличная кровать.

Леди Беатрис повернулась и влепила Фенелле звонкую пощечину, от которой та упала в кресло.

– Я мечтала это сделать много лет, – с неожиданным удовлетворением произнесла она. – Наверное, это единственное приятное событие за сегодняшний день… Дура! Никакой связи не было вообще. Октавия обнаружила, что Бэзил добился того, чтобы Гарри шел в первых рядах под Балаклавой, где погибло столько народа. А узнав об этом, почувствовала себя настолько обманутой и несчастной, что покончила с собой.

Наступило испуганное молчание. Бэзил выступил вперед, лицо его посерело, руки тряслись. С видимым усилием он овладел собой.

– Это неправда. Ты помешалась от горя. Пожалуйста, вернись в свою комнату, а я пришлю тебе доктора. Ради бога, мисс Лэттерли, не стойте вы здесь, сделайте что-нибудь!

– Это правда, сэр Бэзил, – ответила Эстер, глядя ему прямо в глаза – впервые с тех пор, как устроилась в этот дом сиделкой. – Я ходила в военное министерство и узнала подробности смерти капитана Хэслетта. Октавия была там в день своей смерти и выяснила то же самое.

Киприан уставился на отца, потом – на Ивэна и, наконец, на Рэтбоуна.

– Позвольте, но ведь нож и пеньюар найдены в комнате Персиваля. Папа прав. Что бы там Октавия ни узнала насчет Гарри, это не имеет никакого отношения к делу. Есть вещественные доказательства. Окровавленный пеньюар Октавии и завернутый в него нож.

– Да, – согласился Рэтбоун. – Но на этом ноже кровь не Октавии. Октавия убила себя ножом для разрезания бумаг в кабинете, а потом кто-то обнаружил ее тело, перенес наверх, в спальню, придав случившемуся видимость убийства. – На лице адвоката проступили отвращение и брезгливость. – Без сомнения, этот кто-то намеревался таким образом уберечь семейство от скандала. А нож вытерли и положили на прежнее место.