Джеффри Дивер - Во власти страха

«Не обязательно», – подумал криминалист, вспомнив о человеке, с которым разговаривал.

– Стало быть, – продолжал Райм, – в обмен на твой план они пронесли тебе тетродотоксин. Организовали подкуп медиков и тюремных охранников, чтобы тебя объявили мертвым и тайком вывезли из тюрьмы. И нашли труп какого-то бездомного, чтобы отправить на кремацию в похоронное бюро.

– Примерно так.

– Должно быть, это стоило больших денег.

– В общей сложности двадцать миллионов наличными.

– А фарс в похоронном бюро? С тобой в роли Уэллера. Зачем?

– Я знал, ты отправишь человека посмотреть, кто заберет прах. Мне было нужно, чтобы ты окончательно поверил, будто Часовщик мертв. Лучшим способом для этого было отправить за ним семейного адвоката… и донести на твоего полицейского в штатском властям. Дело обернулось замечательно. Я даже не ожидал такого.

Райм сказал:

– Но мне непонятно вот что: Лон Селлитто. Отравил его, разумеется, ты. Одолжил одежду пожарного в «Бельведер апартментс» и дал ему отравленный кофе.

– Ты понял и это?

– Мышьяк – это металлоид. Билли использовал только растительные яды.

– Хм. Не учел. Mea culpa [23]. Скажи, Линкольн, был ты одним из тех ребят, кто читал детские книжки-головоломки и всегда мог найти, что неправильно на рисунке?

Да, был, и да, мог.

– И ты сунул поддельные обезболивающие капсулы в сумочку Амелии Сакс, – произнес Райм.

Напряженная пауза.

– Вы нашли их?

Как только Райм пришел к выводу, что Часовщик жив и, возможно, отравил Лона, он сказал Сакс, Пуласки и Куперу, чтобы были готовы к любой форме нападения. Амелия вспомнила, что кто-то сидел возле нее в кофейне, где она встречалась со свидетелем по делу Метрополитен-музея. И нашла в сумке второй пузырек с капсулами.

– Тоже мышьяк? – спросил Райм. – Результаты анализа пока не готовы.

– Скажу, раз ты понял. Сурьма.

Линкольн проговорил:

– Знаешь, я не понимаю вот чего: ты хотел убить Лона и Амелию и свалить вину на Стэнтонов? Это ты одевался как Билли Хейвен на местах преступления? Смотрел на Сакс через отверстие в крышке люка на Элизабет-стрит? Возле ресторана в Адской кухне, в здании возле «Бельведера» тоже был ты?

– Да, я.

– Тогда зачем… – Голос Райма замер. Мысли его быстро неслись и взрывались, как шутихи. – Разве что…

– Догадываешься, а, Линкольн.

– Двадцать миллионов долларов, – прошептал Райм. – На покупку твоей свободы. Стэнтоны и ПСАС никак не могли раздобыть такие деньги на подкуп охранников и медиков. Нет, нет – они едва сводили концы с концами. Кто-то другой финансировал твой побег. Да! Тот, кто нуждался в тебе для иной работы. Ты использовал ПСАС как прикрытие для чего-то другого.

– О, узнаю моего Линкольна, – заметил Часовщик.

Голос его был снисходительным, и в душе Райма на миг вспыхнул гнев. Но потом он громко рассмеялся.

– Лон. Лон Селлитто! Все дело в нем. Тебе нужно было убить его или вывести из игры, и ты использовал ПСАС как козла отпущения.

– Совершенно верно, – прошептал Часовщик. Его тон поддразнивал: «Продолжай».

– Дело, над которым он работал. Конечно. Проникновение в Метрополитен-музей. Он приближался к разгадке того, в чем там было дело, и твоему нанимателю требовалось его остановить. – Линкольн обдумал другие факты. – И Амелию. Потому что она приняла это дело… Но сейчас ты все это признаешь, – добавил обеспокоенный Райм. – Почему?

– Пожалуй, Линкольн, я на этом остановлюсь. Думаю, распространяться дальше не стоит. Но скажу тебе, что больше никому ничего не грозит. Амелия в безопасности. Единственной причиной отравить ее, Рона или твоего блестящего помощника Мела Купера была цель свалить вину на ПСАС. Ясно, что смысла теперь в этом нет. Кроме того, я сменил курс.

Райм представил, как Часовщик пожимает плечами.

– Ты, конечно, тоже в безопасности. Всегда был.

Всегда? Райм усмехнулся.

– Звонок неизвестного, сообщившего о том, что кто-то проник в мой таунхаус через заднюю дверь, когда Билли отравил мое виски. Это звонил ты.

– Я вел за ним слежку. В тот вечер, когда он прокрался в твой таунхаус, я шел за ним. Он не должен был ни убивать тебя, ни причинять какой-либо вред. Когда он переоделся в комбинезон и приготовил шприц, я понял, что у него на уме.

Это казалось совершенно бессмысленным. Но после краткого размышления Райм пробормотал:

– Я нужен тебе для чего-то. Нужен живым. Зачем? Само собой, для расследования преступления. Да, да. Но какого? Совершенного недавно? – «Какие дела открыты по тяжким преступлениям?» – подумал Райм. Потом понял. – Или которое будет совершено? Через неделю?