Кристофер Мур - Дом духов

У Кальвино был еще один закон насчет баров: измерь силу мужского удовольствия, и сможешь вычислить круг его боли. Внутри этого круга боли он, возможно, поймет, почему этот мужчина умер так, как он умер. Винсент пошел в бар «Принц Йоркский» и сел у стойки. Рядом с туалетом висели фотографии английских королевских особ в рамках. Он заказал «Меконг» с содовой.

Тайка лет сорока, со стянутыми в лошадиный хвост длинными черными волосами, с сильно накрашенными губами и подведенными глазами, смешивала напитки, не улыбаясь и не разговаривая. Она недолила ему «Меконга». Было еще слишком рано притворяться гостеприимной хозяйкой, но никогда не рано обмануть клиента.

– Я ищу Тик, – сказал Кальвино.

– Все кого-то ищут, – ответила она вызывающим тоном.

У нее было чувство юмора и поведение, характерные для Вашингтон-сквер. Она могла бы быть родом из Нью-Йорка.

– Так она работает или нет? – спросил Кальвино, гремя кубиками льда в стакане.

– Работает. – Тайка вытерла руки полотенцем у стойки, наблюдая за лицом Кальвино в зеркало за ней.

Он взглянул на часы в баре. Было тридцать семь минут пятого.

– Ее сняли на время?

Барменша кивнула.

– Она ушла час назад.

– Я подожду, – сказал Кальвино.

Это вызвало улыбку на лице барменши, у которой было стройное тело, несколько седых волосков и ногти, выкрашенные розовым лаком с золотыми кристаллами. Она была «мамкой» борделя, которая четыре часа тратила на макияж, еще два – на маникюр, а к тому времени, как она покончит с остальным телом, уже почти пора идти закрывать бар и отправляться домой спать.

– Тик раньше работала в «Африканской Королеве»?

– Да, кажется, – пожала плечами барменша.

– Почему она ушла? – Кальвино осторожно провел по стойке купюрой в пятьсот батов, пальцем поманил женщину поближе, и когда она нагнулась к нему, вложил бумажку в карман ее рубашки.

Он за что-то ей заплатил. Мамка знала правила. Если она ответит наглым замечанием, то ей придется вернуть деньги. Бангкок был таким местом, где никого и никогда нельзя оскорбить деньгами, и никто не захочет их возвращать.

– Она стала бояться, – ответила она, суетясь у зеркала и заново завязывая хвост. Это был предлог, чтобы не смотреть Кальвино в глаза, и он ей это спустил. Ей нужно было делать вид, будто она говорит сама с собой.

– Чего бояться?

– Людей вокруг. Они чего-то от тебя хотят. А если ты не делаешь этого, они сделают тебе больно.

– Чего они хотели от Тик? – спросил Кальвино.

– Не знаю. Меня там не было. Я не спрашивала, а она не сказала. Может, я и не хочу знать. – Барменша закончила со своим хвостом, повернулась и налила себе выпить, давая понять, что отработала свои пятьсот бат.

Кальвино понял. Он не стал настаивать. Она была права: разумеется, в Бангкоке есть вещи, о которых не надо знать, потому что если узнал, тогда с ними надо разбираться. Лучше не думать и не задавать вопросов себе и другим, которые попадаются тебе на пути. Если знаешь, то ты участник. Ты становишься частью того, что пугает. Только на этот раз охотиться будут не за Тик, а за тобой, из-за нескольких любопытных вопросов. Кальвино списал сведения о Тик из базы данных компьютера Бена. Он сделал глоток слабого «Меконга» и стал читать свои заметки.

«Девятнадцать лет. Родилась в Корате. Работала в барах около двух лет. Работала в баре «Африканская Королева». Некоторое время была ведущей танцовщицей. Уволилась и перешла в «Сой Ковбой», по ночам танцевала в баре «Заступник». Плохо говорила по-английски. «Ты мне нравься». «Ты хороший мужчина, я тебе делай хорошо». «Я трахай тебя хорошо». Триста батов за короткое свидание или пятьсот за ночь. В эту цену входит минет. И женщины-клиенты у нее тоже были. Хвалилась, что однажды обслужила пятерых мужчин за раз в «Отеле 86». Ищет дружка, который вывел бы ее из игры. Хорошее тело, нормальное лицо. Первоклассная грудь. И дает в задницу». Там были и другие комментарии насчет ее ломаного английского девушки из бара и различных сексуальных утех, которыми они баловались. Кальвино делал пометки на замечаниях покойника и думал, что записи Бена говорят о нем самом не меньше, чем о девушке.

В пять двадцать шесть Тик вошла в бар, держа в руках дюжину красных роз. Она бросила их на стойку бара.

– Как прошло? – спросила у нее барменша.

– Порядок. Он сказал, что вернется завтра. Может, наврал.

Кальвино поднес зажигалку к ее сигарете. Ее глаза осматривали Винсента, изучали его лицо: не встречала ли она его раньше? Не ложилась ли раньше с ним в постель? Потом она придвинула сигарету, сжала ее губами, сунула кончик в огонь и спросила: