Рекс Стаут - Черная гора (сборник)

– А что, недурная идея, – оживился я. – Почему бы и нет? Я же по сути и есть глухонемой.

– Нет. Кто-нибудь может услышать, как мы разговариваем.

– Пожалуй, – неохотно уступил я. – Не возражал бы в это поиграть, но считаю, что вы правы. Итак, мы собираемся в Галичник?

– Слава богу, нет. Было время, когда я шутя отмахивал шестьдесят километров по этим горам, но сейчас вряд ли на это решусь. Мы отправимся в одно знакомое мне место или, если там что-то не так, туда, куда Паоло…

Зазвонил телефон. Я машинально вскочил, но тут же осознал всю свою никчемность и стал ждать, пока Вульф сам подойдет и снимет трубку. Через минуту он заговорил. Значит, на проводе был Телезио. После короткого разговора Вульф повесил трубку и повернулся ко мне:

– Это Паоло. Он ждал, когда Гвидо вернется из плавания. Говорит, что ожидание может затянуться до полуночи или даже дольше. Я сообщил ему, что мы составили план, который хотим обсудить с ним. Он сейчас приедет.

Я сел.

– Так, что касается моего имени…

Суда бывают разные. Этим словом называют, например, «Куин Элизабет» [13]. А еще ту утлую посудину, на которой погожим августовским днем я на спор прокатил по озеру в Центральном парке Лили Роуэн, возлежавшую на корме. Лоханка Гвидо Баттисты, выбранная нами для путешествия через Адриатику, занимала промежуточное положение между ними, ближе к парковой скорлупке, нежели к царственному лайнеру.

В длину она достигала всего двенадцати метров, то есть тридцати девяти футов. И ее явно не мыли с тех самых пор, как римляне ввозили в ней контрабандой пряности из Леванта. При всем том она имела современный двигатель и гребной винт. Тем не менее все то время, что длилось наше плавание, я пытался представить, где на такой посудине размещались скамьи для галерных гребцов, но эта задача оказалась мне не по силам.

Мы отчалили в понедельник, в три часа пополудни, чтобы подойти к противоположному берегу в полночь или чуть позже. Это представлялось мне вполне возможным, пока я не увидел «Чиспадану», как называлось старушка. Мысль о том, что архаичное сооружение способно преодолеть сто семьдесят миль в открытом море за девять часов, выглядела такой фантастичной, что я буквально онемел и даже не попытался заговорить. Тем не менее все путешествие заняло девять часов двадцать минут.

Мы с Вульфом сами не вылезали из нашего оштукатуренного убежища, но Телезио пришлось изрядно помотаться и ночью, и днем.

Прослушав план Вульфа, возразив по ряду пунктов и в конце концов согласившись, потому что Вульф упрямо стоял на своем, он уехал за Гвидо и привез его. А когда Вульф договорился с моряком, отбыл вместе с этим последним.

В понедельник, еще до полудня, Телезио вернулся с вещами. Мне он принес на выбор четыре пары брюк, три свитера, четыре куртки, кучу рубашек и пять пар ботинок и примерно тот же набор доставил для Вульфа. Все вещи, за исключением обуви, были не новые, но чистые и целые.

Я примерил их – в основном желая убедиться, что они подходят по размеру, и не обращая внимания на цвет – и в итоге остановил свой выбор на синей рубашке, каштановом свитере, темно-зеленой куртке и светлых брюках. Вульф, облаченный в желтое, коричневое и темно-синее, выглядел еще живописнее.

Рюкзаки были старые и грязные, но мы их выстирали и начали упаковывать вещи. Поначалу у меня случился перебор с нижним бельем. Пришлось пойти на попятный и начать все сызнова. Покатываясь со смеху, Телезио дал мне разумный совет: выкинуть все нижнее белье, ограничиться двумя парами носков и забрать весь шоколад. Вульф перевел мне его слова, совет одобрил и сам ему последовал.

Я ожидал новой ссоры из-за оружия, но получилось ровно наоборот. Мне не только было разрешено взять с собой «марли», но я еще получил в придачу «кольт» З8-го калибра, который выглядел как новенький, и пятьдесят патронов к нему. Я попробовал засунуть его в карман куртки, но револьвер был слишком тяжелым, и я пристроил его на бедре.

Кроме того, мне предложили восьмидюймовый нож, блестящий и острый, но я не согласился. Телезио и Вульф настаивали, утверждая, что бывают ситуации, когда нож полезней пистолета, однако я сказал, что скорее проткну им себя, чем противника.

– Если нож так нужен, – заявил я Вульфу, – что же вы не возьмете его себе?

– Я беру два, – ответил он и показал.

Один, в чехле, он засунул за пояс, а второй, покороче, привязал к левой ноге пониже колена.

Тут я стал лучше представлять, на какое дело мы собрались. Насколько я знаю Вульфа, он никогда не носил другого ножа, кроме маленького перочинного, сделанного из золота.