Ник Пиццолато - Остров пропавших душ

Я подумал о тех вещах, которые невозможно пережить, даже если они тебя и не убивают физически.

– Короче, – продолжала Рокки, – когда мать вернулась… я не знаю, но мне кажется, что он что-то ей рассказал. Сказал, что во всем виновата я, или что-то в этом роде. Ее отношение ко мне изменилось. А мне хотелось визжать каждый раз, когда я его видела. Я не понимала, что случилось. И не знала, что происходит. У меня стал расти живот, а потом мать пропала. А потом Гэри говорил, что в этом нет ничего плохого. Что он получит алименты от штата. – Рокки оперлась подбородком на руку. – И, наконец, живот стал у меня таким большим, что я больше не могла выходить из дома. В конце концов он соизволил отвезти меня в больницу.

– Отправляйся к себе, – наклонился я к ней, – прими ванну или что-то в этом роде. Расслабься, отключись от всего и приди , наконец, в себя . Приведи мысли в порядок. То, что было, закончилось навсегда.

– А что ты…

– Я останусь у себя. У меня тоже была непростая ночь. Утром я переговорю с Нэнси. К тому времени я что-нибудь придумаю. Но здесь нам оставаться больше нельзя. Придется уезжать.

– Хорошо, хорошо. Мне очень жаль.

– Брось.

– Мне очень жаль, что я заставила тебя выслушать все эти мерзости.

Я открыл дверь, и Рокки собралась идти, но замерла на пороге, увидев мотоцикл Трэя на парковке. Она через плечо посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я с порога смотрел, как она вошла в свою комнату – и остановилась еще раз. Посмотрела на меня, как будто я мог куда-то исчезнуть, а затем закрыла за собой дверь.

Остаток ночи я провел, размышляя над тем, что должен сделать дальше. Мне хотелось, чтобы у девочек были какие-то деньги. Основной проблемой Рокки была постоянная боязнь остаться совсем без средств к существованию. Однако была вероятность, что она вернется к своему ремеслу и независимо от этого. Хотя меня это мало интересовало.

Я почесал грудь – она все еще болела внутри от приступа этого чертова кашля.

Моя болезнь заставляла меня действовать быстро. Если бы я знал, что впереди у меня целая жизнь, я бы мог остаться с девочками подольше и попытаться устроить их судьбу. Но так много времени у меня просто не было. Я наблюдал, как дым от моей сигареты цепляется за завиток отклеившихся обоев. По мере того как уровень жидкости в бутылке понижался, моя интуиция обострялась, мозг возбужденно работал. Наконец у меня появился план.

Я достал бумаги, которые захватил в доме Зинкевича.

С Нэнси я обо всем договорился; казалось, она временно удовлетворена тем, как Тиффани живет и как за ней ухаживают. Я сказал ей, что мы собираемся уезжать. Когда я стал уходить, женщина спросила:

– А вы случайно нигде не видели мистера Джонса?

Остановившись, я отрицательно покачал головой.

– Я видел его вчера, ближе к вечеру. Спрашивал его о Рокки. – И добавил, повернувшись к его комнате: – Мотоцикл его все еще на месте.

Нэнси ничего не сказала.

– А за комнату он вам ничего не должен?

– Да нет. Более того, у него в запасе еще пара дней.

Больше я ничего не сказал и отправился в комнату девочек.

Рокки сидела на кровати позади Тиффани и расчесывала малышке волосы, пока они смотрели ток-шоу по телевизору.

– Сегодня тебе придется побыть с твоей сестрой, – сказал я Рокки. – Веди себя хорошо. Я скоро вернусь.

Девушка выглядела трезвой и тщательно вымытой. Голос ее звучал тихо, когда она спросила, не поворачивая головы:

– А что ты собираешься делать?

– У меня появился небольшой план. Я скоро вернусь. Это ради вас.

– Хорошо. – Рокки с безразличным и беззаботным лицом внимательно изучала волосы девочки. Ее пальцы, сейчас напоминающие когти, двигались совершенно автоматически.

Я убедился, что у них есть кое-какие деньги, и отправился в Сан-Маркос, чтобы открыть счет в Первом национальном [64].

Мне пришлось еще раз изучить все бумаги в конверте. Манифесты, время прихода и отхода кораблей, с заметками красным цветом, в которых говорилось об исчезновении некоторых контейнеров; результаты двойных проверок бухгалтерских книг, в которых описывались проплаты и потери при транспортировке, причем все это было написано открытым текстом, безо всяких шифров или кодов, или секретных цифр на полях. Имя Птитко появлялось довольно часто. Думаю, Франк Зинкевич считал, что эти записи будут его гарантией на долгую и безбедную жизнь.

В действительности считать так было довольно глупо. А может быть, он пытался договориться со своими палачами, и эти бумаги были его отступным? А может быть, он пытался угрожать Стэну? Ничего этого я не знал.