Хьелль Ола Даль - Последний расчет

– На дорогу смотри! – велел Гунарстранна, обеими руками хватаясь за крышку бардачка, чтобы не удариться в случае лобового столкновения.

В последний миг Иттерьерде выкрутил руль и ушел от встречной машины. Скоро он снова выехал на встречку. Прибавил газу, стал объезжать припаркованный у магазина грузовик, откуда разгружали товар. Оказалось, что за грузовиком выстроилась целая вереница машин; так как грузовик перегораживал им поле зрения, полицейской машины они не видели. Первая машина осторожно объехала грузовик и понеслась навстречу Иттерьерде. Тот кашлянул и нажал на газ, выискивая место между двумя машинами. Следующая легковушка поспешно вильнула вбок.

– Кстати, щурят можно использовать как наживку. Тогда не придется возиться и снимать их с крючка. Щуки – тоже каннибалы. Мой зять поймал одну на три кило, и знаешь, где оказался крючок? У нее в черепе! Представляешь, мой зять вытащил щуку за черепушку! И она потянула на три кило!

– Ч-черт! – Гунарстранна схватился за ручку дверцы, когда какому-то велосипедисту пришлось вылететь на тротуар.

Иттерьерде пожал плечами. Они уже повернули на Фреденсборгвей. Завывающая сирена гулким эхом отдавалась от стен домов. Иттерьерде с визгом затормозил и остановился за еще одной полицейской машиной. Гунарстранна вылез и побежал к парадной двери. Что здесь делает вторая патрульная машина? Фрёлик не успел бы сюда раньше их…

Он побежал по лестнице. За ним деловито топал Иттерьерде. Гунарстранна не останавливался, пока не добрался до площадки третьего этажа. Дверь в квартиру была распахнута. На пороге стоял полицейский в форме. Гунарстранна отпихнул его плечом и вошел.

Он повесился на крюке от люстры… Возможно, для люстры крюк и был прочным, но теперь казался хрупким. Кто-то срезал провод и снял покойника.

– Это я снял тело и положил на пол, – объяснил констебль с порога. – Надеюсь, я ничего не нарушил?

Гунарстранна мрачно покосился на него, но ничего не ответил. Констебль пожал плечами. Если не считать констебля, Гунарстранны и Иттерьерде, в комнате находился еще один человек. Не говоря ни слова, Гунарстранна наблюдал за ним. Незнакомец делал Хеннингу Крамеру непрямой массаж сердца. Его усилия казались тщетными. Незнакомец сидел на теле Крамера верхом; спина его белой рубашки намокла от пота. Всякий раз, как он надавливал на грудь мертвеца, тело дергалось. Ноги и голова Хеннинга Крамера с глухим стуком ударяли в деревянный пол. Человек, сидевший верхом на теле, сделал передышку, глотнул воздуха и снова принялся давить на грудь Крамера. Безжизненные ноги и голова с глухим стуком ударялись о половицы.

Гунарстранна жестом подозвал Иттерьерде. Тот склонился над телом и осторожно перекусил кусачками петлю на шее мертвеца. Человек, пытавшийся реанимировать Крамера, покосился на них, что-то буркнул и продолжал свое дело.

Гунарстранна кашлянул и обернулся к констеблю:

– Он был холодный?

– Как лед, – ответил констебль.

– Кто это? – Гунарстранна показал на человека, делавшего Крамеру массаж.

Констебль пожал плечами.

Тут в квартиру вошел Франк Фрёлик. Он сразу понял, что произошло, и тяжело вздохнул. Они с Гунарстранной переглянулись.

– Он нашел труп, – пояснил констебль, указывая на человека, о котором они говорили. – Но начал делать массаж только что.

– Эй, вы врач? – обратился Фрёлик к незнакомцу.

– Ветеринар, – ответил тот, поворачиваясь.

– Он умер, – сказал ветеринару Гунарстранна.

– Надо вскрыть ему грудь, – ответил тот. – Попробовать запустить сердце вручную.

– Что?! – изумился Гунарстранна.

– Запустить его сердце вручную.

– Вы что, спятили? – Губы Гунарстранны свело от раздражения. – Он умер! Неужели сами не видите? Тут никаких сомнений быть не может. Он умер несколько часов назад!

– Чушь! – Ветеринар вскочил, бросился на кухню и скоро вернулся с большим секачом. На лице у него застыло выражение сосредоточенности; он весь вспотел. Размахивая секачом, он воскликнул: – Его надо вскрыть!

– Решения здесь принимаю я. – Голос у Гунарстранны дрожал от сдерживаемой ярости. – Он умер…

– Но с крысами в нашем институте все получается! Я занимаюсь этим каждый день. Мы вскрываем им грудную клетку, сдавливаем сердце, и они оживают!

Гунарстранна в упор смотрел на ветеринара с секачом. Иттерьерде склонился над трупом и разглядывал его, как будто надеялся понять что-то важное. Всем было не по себе. «Им не нравится мой тон, – подумал Гунарстранна. – Они боятся, что я наброшусь на несчастного и раздавлю его… Бедняга в шоке. Надо с ним помягче…» Послышалось звяканье; человек в дверях выронил секач. Руки его дрожали, челюсть отвисла. Очевидно, он был на грани нервного срыва. Гунарстранна, обрадовавшись, что ветеринар наконец бросил нож, повернулся к окну и показал на высохший серый кактус, прижатый к стеклу: