Рэй Брэдбери - Голливудская трилогия в одном томе

– Иисуса?

– Иисуса! Что за чудовищная мерзость! Да, Иисуса!

– Я его друг.

– Жаль. Ладно, поторапливайтесь!

Он взял меня под руку и потащил в тот придел, где располагалась главная аудитория. Там не было ни души. Откуда-то сверху доносился мягкий шелест перьев, взмах ангельских крыльев. Кто-то проверял звуковую аппаратуру, издавая различные небесные шепоты.

– И где же?.. – осекся я.

Ибо там, посреди алтаря, на сверкающем Господнем престоле из чистопробнейшего золота восседал Иисус Христос.

Он сидел прямо, устремив взгляд куда-то сквозь церковные стены, положив руки на подлокотники, ладонями вверх.

– Иисус! – Я побежал через проход и вдруг остановился.

Потому что из обеих ран на открытых запястьях капала свежая кровь.

– Ну разве не кошмар? Ужасный человек! Прочь! – завывал преподобный за моей спиной.

– Это христианская церковь? – осведомился я.

– Да как вы смеете спрашивать?!

– Вам не кажется, что в такой момент, возможно, сам Христос проявляет к вам милость? – поинтересовался я.

– Милость?! – вскричал преподобный. – Он ворвался во время мессы с криком: «Я истинный Христос! Я боюсь за свою жизнь. Прочь с дороги!» Подбежал к алтарю и выставил напоказ свои раны. С тем же успехом он мог бы взорвать самого себя. Прощение? Всеобщий шок, чуть ли не бунт. Наша паства никогда от этого не оправится. А если люди расскажут, если начнут звонить из газет, вы понимаете? Он превратил нас в посмешище. Твой друг!

– Мой друг…

Однако голосу моему не хватало блеска, он срывался в фальцет, как у переигрывающего актера в пьесе Шекспира.

– Иисус! – воззвал я из бездны.

Глаза Иисуса, устремленные в вечность, заморгали и обратились на меня.

– О, привет, юнга, – сказал он. – В чем дело?

– В чем дело?! – закричал я. – Ты тут только что устроил вокруг себя адский кавардак!

– О нет, нет! – Иисус вдруг осознал, где находится, и посмотрел на свои руки. Он рассматривал их так, словно кто-то подсунул ему двух тарантулов. – Меня снова бичевали? Меня выследили? Мне конец. Защити меня! Ты принес бутылку?

Я похлопал по карманам, как будто все время носил с собой подобные вещи, и отрицательно покачал головой. Затем обернулся к преподобному, и тот, изрыгая проклятия, прошмыгнул за спинку престола и сунул мне в руку бутылку красного вина.

Иисус рванулся к бутылке, но я выхватил ее и стал держать как приманку.

– Иди сюда. Тогда откупорю.

– Как ты смеешь говорить с Христом в таком тоне!

– Как ты смеешь называть себя Христом?! – воскликнул преподобный.

Иисус отступил назад.

– Я не смею, сэр. Я и есть Христос.

Он поднялся в жалкой попытке изобразить надменность и упал со ступенек.

Преподобный выругался, словно готов был собственноручно убить его.

Я поднял Иисуса, благополучно провел его между скамьями, помахивая бутылкой, и вывел из церкви.

Такси все еще ждало у входа. Прежде чем сесть в машину, Иисус обернулся и увидел его преподобие, стоявшего в дверях, с пылающими от ненависти щеками.

Иисус поднял вверх свои кровавые лапищи.

– Святое прибежище! Да? Прибежище?

– Даже ад, – прокричал преподобный, – не станет тебе прибежищем!

Бах! Дверь захлопнулась.

Я представил, как внутри храма вспорхнули тысячи ангельских крыльев, со свистом рассекая лишенный святости воздух.

Иисус ввалился в такси, схватил бутылку вина и, наклонившись вперед, прошептал на ухо таксисту:

– В Гефсимань!

Мы поехали. Водитель одним глазом заглянул в свой дорожный атлас.

– Гефсимань, – пробормотал он. – Что это: улица, проспект или площадь?

– Даже крест не спасет, даже крест не спасет теперь, – бормотал Иисус, пока мы ехали по городу, неподвижно глядя на свои израненные запястья, словно не мог поверить, что это его руки. – Куда катится мир?

Он поглядел через окно такси на проплывающие мимо дома.

– Христос страдал маниакально-депрессивным психозом? Как и я?

– Нет, – запинаясь, ответил я, – он не такой дурак. А вот ты точно из породы придурков и тупиц. Что тебя туда занесло?

– За мной гнались. Они преследуют меня. Я – Светоч мира. – Но последнее было сказано с горькой иронией. – Господи, лучше бы я не знал так много.

– Расскажи мне. Исповедуйся.

– Тогда они начнут преследовать и тебя тоже! Кларенс, – прошептал он. – Ведь он тоже не умел быстро бегать, верно?

– Я тоже знал Кларенса, – сказал я, – много лет назад…

Мои слова испугали Иисуса еще больше.