Джон Робертс - SPQR IV. Храм муз

Наша процессия свернула на север и продолжила путь по огромному и широкому тракту, и у меня вот уже в который раз возникло ощущение, что он был проложен специально для таких вот передвижений. Впереди виднелись несколько групп весьма впечатляющих зданий, часть их располагалась внутри укрепленных оборонительных стен. По мере продвижения на север мы миновали первое из этих огромных сооружений – оно располагалось справа от нашего пути.

– Это Мусейон, – пояснил Руфус. – Вообще-то он является частью царского дворца, но расположен вне оборонительной стены.

Весь комплекс производил неизгладимое впечатление, особенно широкая лестница, ведущая в храм Муз, который и дал ему название. Но гораздо важнее, чем храм, были здания, которые его окружали, – здесь многие из величайших ученых мира вели свои исследования, финансируемые и оплачиваемые государством. Они публиковали свои работы и читали лекции – и вся эта работа основывалась лишь на их собственных желаниях. Ничего подобного не было во всем мире. Именно поэтому комплекс и получил название по имени храма. В последующие годы многие другие схожие научные учреждения, созданные по его подобию, стали тоже называться мусейонами, или музеями.

Еще более знаменитой, чем Мусейон, была соединенная с ним огромная Библиотека. Здесь хранились все самые великие книги мира, здесь же с них делали копии, которые затем продавались по всем цивилизованным странам. Позади Мусейона я увидел высокую уступчатую крышу Библиотеки, подавляющую своим величием все окрестные постройки. Я не преминул высказаться насчет ее размеров, но Руфус лишь отмахнулся в ответ, словно это была какая-то безделица.

– Это вообще-то меньшая библиотека. Ее называют библиотека-мать, потому что это первая, изначальная, основанная еще Птолемеем Сотером [16]. А есть и еще более обширная, ее называют библиотека-дочь, она при Серапеуме. Как говорят, в обеих хранится более семисот тысяч рукописей.

Мне это казалось невероятным. Я попытался представить себе, как могут выглядеть эти семь сотен тысяч свитков и табличек. Вообразил себе целый легион [17]воинов и еще одну дополнительную когорту вспомогательных войск. Это будет порядка семи тысяч человек. Я представил себе, как такое огромное количество народу грабит Александрию. Вот они выходят из библиотек, и каждый тащит по сто рукописей. Но все равно это никак не соотносилось с реальностью. В этих подсчетах мне не могло помочь даже вино.

Проехав мимо Мусейона, мы миновали еще одни ворота и оказались в царском дворце. Здесь, как и во всей Александрии, налицо было уже знакомое мне теперь стремление царей из диадохов, что наследовали великому Александру, потомков Птолемея Сотера, превзойти своих предшественников во всем. Даже небольшие строения были размерами с обычный дворец, их сады были величиной с городской парк, их усыпальницы превосходили размерами обычные храмы. Этот дворец был словно еще одним городом внутри самой Александрии.

– Неплохая работа для варваров, – заметил я.

Наши носилки опустили на землю перед ступенями лестницы, ведущей на широкую крытую колоннаду, казавшуюся бесконечной, – она шла вдоль всей боковой части этого циклопического здания. Наверху уже появилась толпа дворцовых служителей. В середине этой толпы шел тучный мужчина с приятным лицом, которого я знал по его визитам в Рим, – Птолемей Флейтист. Он начал спускаться по лестнице в тот самый момент, когда Кретик вылез из своих носилок и спустился на землю. Птолемей отлично знал, что ему не следует ждать гостя наверху. Римское официальное лицо поднимается по лестнице, чтобы встретиться с кем-то, только в том случае, когда встречающий – это римское официальное лицо более высокого ранга.

– Старина Птолемей стал еще толще, – заметил я.

– И еще беднее, кстати, – усмехнулся Руфус, пока мы неуверенно продвигались вперед по украшенному мозаикой тротуару.

Тот факт, что царь самой богатой страны мира является одновременно самым выдающимся попрошайкой, всегда был для нас, римлян, постоянным поводом для веселья и насмешек и издевательств.

Птолемеи за предыдущие годы так отлично потрудились, уничтожая друг друга, что чуть не погубили династию, а остальное доделала разъяренная александрийская толпа. И в конечном итоге, чтобы занять опустевший трон, нашли только одного царского бастарда, Филопатора Фидалельфа Неоса Диониса, который, говоря по правде, был всего лишь флейтистом. В течение более чем целого столетия Рим выступал для Египта в роли властного посредника во всех политических делах, и Птолемей обратился к римским властям с просьбой оказать ему поддержку. И Рим пошел ему навстречу. Мой город всегда стремится скорее поддержать слабого царя, нежели иметь дело с сильным.