Кэрол Дуглас - Доброй ночи, мистер Холмс!

– Так вот зачем ты меня позвала? Ты хочешь, чтобы я уговорила Вильгельма Готтсрейха Сигизмунда фон Ормштейна сделать тебе предложение?

Ирен, будто желая как следует вразумить, дернула меня за руку:

– У тебя потрясающая память на имена, Нелл. Нет, уговаривать как раз никого не нужно. Вилли всем своим поведением показывает… – Она подалась ко мне. Глаза подруги сияли. – Не секрет, что многие примадонны во время выступлений надевают не дешевые стекляшки, а настоящие драгоценности, подаренные богатыми поклонниками. Еще меньшим секретом является тот факт, что они состоят в любовной связи с этими воздыхателями. Я отказывалась от подобных подарков Вилли. Я даже не приняла от него роскошный набор гранатовых украшений, потому что не желала себя компрометировать и поступаться своей свободой. То, что можно принять от клиента вроде мистера Тиффани, который, по большому счету, обычный лавочник, ни в коем случае нельзя принимать от короля, пусть даже он пока еще кронпринц. У короля есть власть, и нельзя допускать, чтоб он думал, что этой властью можно пользоваться в отношениях между мужчиной и женщиной. Вилли не привык к отказам, – доверительно сообщила мне Ирен, – для него это было в новинку и весьма его обескуражило. Однажды вечером после ужина он отвел меня в один из залов в этом замке и показал мне королевские драгоценности. Он надел их на меня собственными руками, потом хлопнул в свои царственные ладоши, и к нам вошел фотограф, ждавший в соседнем покое. Он запечатлел нас вместе с Вилли. Я была с ног до головы усыпана бриллиантами и рубинами. Вилли отдал мне фотографию со словами, что я могу оставить себе этот скромный подарок – пусть он полежит у меня до того дня, когда все эти драгоценности по праву станут моими…

– Получается, он и вправду собирается жениться на тебе. Ирен, но ведь это означает, что ты станешь королевой… Этого не может быть! – воскликнула я.

– Это еще почему? Разве я не королева сцены, пусть даже иногда мне и приходилось играть роль уличной торговки?

– На сцене тебе нет равных, но… Ты же американка. Понятное дело, титул для тебя ровным счетом ничего не значит, но твоя вечная тяга к самостоятельности…

– Самостоятельность! Она лишь шаг на пути к независимости и всевластию. Я желаю забраться как можно выше. Кроме того, ты же своими глазами видела принца. Он учтив, предан, хорош собой, великолепно воспитан, обожает музыку…

– Именно. Пойми, он европеец, человек благородных кровей. Он может восхищаться тобой до глубины души, но при этом никогда не сделает тебя королевой. Он не может…

Ирен резко встала, словно ее огрели кнутом:

– Ты ничего не знаешь о Вилли и о наших с ним отношениях. Он испытвает ко мне почтение и уважение. Другой человек его положения уже давно потребовал бы от меня ответных знаков внимания. Господи, тебя же растили в тепличных условиях, как фиалку! С чего я взяла, что ты поймешь… Эти знаки… этот невысказанный обет, который мужчина и женщина дают друг другу… Я вообще позвала тебя сюда не за этим!

– Ирен! – Я никогда не видела подругу столь взволнованной. Мне и в голову не приходило, что ее можно так просто обидеть.

На самом деле обижаться должна была я. Ирен, сама того не желая, указала мне на мой скудный опыт романтических отношений. С беспредельной ясностью я вспомнила тот единственный момент, когда меня словно по мановению волшебной палочки охватило пленительное, кружащее голову чувство. В тот миг, много лет назад, в детской на Беркли-сквер вместе со снятой повязкой с моих глаз будто упала пелена. Ирен была слишком занята своими чувствами, чтобы обратить внимание на мой невольный вздох.

– Одним словом, в данный момент мой возможный брачный союз с Вилли не самая главная проблема, – продолжила Ирен.

– И какая же – главная?

– Король.

– Меня ему так и не представили, – напомнила я подруге. – Я так поняла, он болен.

Ирен встала, сделала шажок назад и снова села, придвинувшись как можно ближе ко мне. Ее лицо было живым, умным. Подруга выглядела совсем как в старые добрые времена.

– Король… умирает, – тихо пояснила она. – Это известно всем.

– Неужели? – вздохнула я. – Мне очень жаль, но только что я могу поделать…

Она придвинулась еще ближе. Шелк ее юбок блеснул, словно молния, а низкий голос напомнил мне раскат далекого грома:

– Кое-чего не знает никто… кроме меня и еще одного человека – злоумышленника. Я уверена, что короля травят медленнодействующим ядом!