Кэрол Дуглас - Доброй ночи, мистер Холмс!

Однако ничто не могло меня заставить забыть о цели моего путешествия, даже общий вагон поезда Нюрнберг – Прага. В этом вагоне, кроме меня, набилось еще шестнадцать человек, окутанных букетом слишком знакомых и при этом не очень приятных запахов.

Прага встретила меня сутолокой остроконечных крыш, средневековых башен и старинных зданий, вытянувшихся вдоль реки, которая называлась Влтава. Мостами, связывающими берега реки, город чем-то напоминал Венецию. Главной же его достопримечательностью был замок, возвышающийся над городом, словно слива над рождественским пудингом. Нисколько не сомневаюсь, что это гигантское строение в барочном стиле является одним из самых больших дворцов в Европе. Я буквально разинула рот при мысли, что моя подруга лично знакома с человеком, который в один прекрасный день будет править отсюда своим королевством, пусть даже и крошечным.

Взяв себя в руки, я решила не отвлекаться и заняться делом – поисками Ирен. Еще в поезде я начала расспрашивать попутчиков о национальном оперном театре, прямо там узнав, что он находится неподалеку от Карлова моста. Сдав на вокзале багаж в камеру хранения, я отправилась пешком исследовать центр города.

Языковой барьер препятствием для меня не являлся. Вместо того чтобы расспрашивать дорогу, я просто пошла вдоль по набережной. Извилистые средневековые улочки выглядели очень соблазнительно, так и маня меня свернуть на них, однако я не поддалась соблазну. Вскоре я увидела величественное здание, на фронтоне которого вилась длинная надпись практически из одних согласных. Напустив на себя уверенный вид, я вошла внутрь, оказавшись в темном пустом вестибюле.

Никто не бросился мне навстречу, никто не попытался меня остановить. Поднявшись по лестнице, устланной ковровой дорожкой, я толкнула золоченую дверь. Зал оперного театра предстал передо мной во всем своем великолепии, как будто сняли крышку с коробки дорогих французских шоколадных конфет. Повсюду сверкала позолота. Я увидела ряды обитых красным бархатом кресел, занавес и кучку людей, сидевших в переднем ряду у самой сцены.

А на самой едва освещенной сцене я разглядела крошечные, напоминавшие марионетки фигурки. Я двинулась вниз под уклон по проходу между рядами, слушая, как немелодично распеваются исполнители, забирая то слишком высоко, то наоборот – чересчур низко. Пели они в основном на булькающем чешском, которого я уже успела наслушаться в вагоне поезда. Время от времени один из мужчин, сидевших в первом ряду, начинал что-то втолковывать актерам повелительным тоном и в его речи проскакивали английские слова. Одна из женщин на сцене отвечала ему по-английски… Ирен!

Вне себя от радости, что моя подруга в добром здравии и пока не лишилась работы, я, позабыв о всякой осторожности, бросилась к сцене. Один за другим актеры начали поворачиваться, чтобы взглянуть на меня.

Ирен повернулась ко мне последней. Она был точно такой же, как прежде, но в то же время совсем другой. Сложность прически моей подруги наводила на мысль о том, что у нее есть служанка, а наряд свидетельствовал о богатстве. Сразу было видно, что теперь Ирен не нужно каждый вечер перешивать кружева и ленты на платьях, пытаясь придумать что-нибудь новенькое. Когда Ирен меня увидела, ее лицо озарилось знакомой улыбкой. Моя подруга шагнула к выключенным огням рампы и, невзирая на оркестровую яму, разделявшую нас, протянула ко мне руки.

– Милая Нелл, как чудесно с твоей стороны, что ты приехала, – улыбаясь, промолвила Ирен с таким видом, будто я заглянула к ней с соседней улицы, а не примчалась с другого конца Европы.

Мне показалось, что мое появление ее нисколько не удивило.

Я обвела взглядом роскошные покои моей подруги:

– Мне кажется, не совсем уместно…

– Уместно! Уместность – чисто английское понятие. Уже год, как я ни разу не слышала об уместности! – Рассмеявшись, Ирен положила ноги на шезлонг, обитый расшитой золотом парчой.

Я уставилась на ее домашние туфли из тонкого атласа. Они явно стоили не меньше десяти фунтов.

– Шестьсот пятьдесят крейцеров, – уточнила Ирен, заметив, как я изучаю ее изящную обувь.

Интерьер оперного театра бледнел по сравнению с обстановкой в ее покоях. Я кидала смущенный взгляд то на нимф и нагих джентльменов, изображенных на потолочном плафоне, то на резных херувимов, то на золоченую лепнину.

Напротив окон у стены стоял покрытый кружевом туалетный столик с зеркалом, который венчала целая батарея хрустальных склянок с разноцветными жидкостями.