Кэрол Дуглас - Доброй ночи, мистер Холмс!

Триумф Ирен оказался лишь первым дуновением набиравшего силу ветра перемен, которому было суждено навсегда изменить привычное положение вещей. После концерта нам уже не удалось вернуться к прежнему размеренному образу жизни, хотя главные события были еще впереди.

Их пора настала, только когда дождливая осенняя погода сменилась зимней сушью. В тот день я позаимствовала у Ирен муфту – мне предстояла долгая дорога на омнибусе в Темпл. Мои услуги машинистки снова понадобились Годфри Нортону, который продолжал время от времени обращаться ко мне.

С того самого октябрьского дня, когда Ирен ворвалась к нам в квартиру с радостной вестью о том, что ей предстоит выступать перед Дворжаком, отношение моей подруге к муфте чудесным образом изменилось. Все чаще и чаще я замечала, что муфта одиноко лежит в одной из комнат, напоминая брошенную собачку, которую разлюбила хозяйка. И вот в то зимнее утро я решила прихватить муфту с собой. Сделала я это по двум причинам: во-первых, было холодно, а во-вторых – не пропадать же зря вещи.

Мистер Нортон услышал звук моих шагов и открыл мне дверь, прежде чем я успела постучаться.

– Заходите, мисс Хаксли, заходите. На Флит-стрит гуляет жуткий ветер… Что с вами случилось? Вы раскраснелись…

– Как вы сами сказали, на улице очень ветрено и холодно.

– Ну да, разумеется. Присаживайтесь и выпейте чаю.

Несколько месяцев назад Годфри перебрался в контору побольше. Молодой человек усадил меня в мягкое, обтянутое кожей кресло с подголовником и вскоре подал мне курящуюся горячим паром чашку.

Аромат мятного чая словно прорвал плотину. Я потянулась к одному из потайных кармашков, расположенных в глубине муфты, выхватила платочек и прикрыла им лицо.

– Мисс Хаксли, милая, что случилось? Прошу вас, расскажите.

– Это все чай. – Я громко и очень неестественно чихнула. – Именно таким чаем меня угостила Ирен, после того как спасла от уличного воришки. Понимаете? Тот чай был тоже мятным… – Не в силах больше сдерживаться, я зарыдала.

– По правде говоря, я ничего не понимаю, но очень хочу понять. Вы не могли бы начать с самого начала?

Я подняла на мистера Нортона взгляд, не сомневаясь, что мои глаза сейчас красны от слез. В отличие от моего нанимателя, другие мужчины, что красивые, что безобразные, редко проявляли ко мне участие, предпочитая меня не замечать. Должна признаться, забота мистера Нортона была мне приятна, особенно теперь, когда я понимала, что он действует из искренних побуждений. Я уже совсем забыла, при каких обстоятельствах мы познакомились. С удивлением я поймала себя на том, что отношусь к нему как к другу.

– Ирен снова улыбнулась удача, – объяснила я, – причем мне стало об этом известно только вчера. – Мистер Нортон слегка напрягся. Так происходило всякий раз, когда заходила речь о моей подруге. – На самом деле я не должна плакать, потому что очень за нее рада.

– Да неужели? У нее появился очередной видный клиент?

– Видный покровитель.

Мистер Нортон посуровел. Я знала, что он до сих пор относится к Ирен с подозрением.

– Да нет же, вы меня неправильно поняли! Речь идет о ее театральной карьере. Осенью она выступала перед композитором мистером Антонином Дворжаком. Он был так потрясен ее талантом, что рекомендовал ее директору «Ла Скала». И вот теперь ее пригласили в Милан. Пока в дублирующий состав. – Я замолчала, набрав в грудь побольше воздуха, чтобы подавить икоту. – Ехать надо немедленно. Ей предстоит выучить все мало-мальски важные женские партии. Благодаря такой многосторонней подготовке в один прекрасный день она станет примадонной.

– На мой взгляд, в одном качестве она уже бесподобна, – съязвил молодой адвокат.

– Не надо о ней так…. – попросила я. – Вы не представляете, какой доброй, какой сердечной она иногда бывает. Кроме того, вы ни разу не слышали, как она поет. У нее божественный голос, но с таким сложно получить роль, хотя он диапазоном от сопрано до контральто… Работа в «Ла Скала» – для Ирен последний шанс. Она к нему долго шла, она его ждала…

– И когда она уезжает?

– Через неделю. Вам непременно надо с ней встретиться. Когда Ирен приходит домой, она буквально светится от счастья. Даже когда она говорит, кажется, что она поет. Я не понимала, как ей раньше было тяжело: постоянно тренировать голос, браться за маленькие роли, расследовать эти дурацкие «дела»… Сейчас она как птица, которую выпустили из клетки на свободу. Теперь Ирен не ходит, а буквально порхает по нашей квартире. Порхает и смеется. Ну просто как соловушка.