Патрик Грэхам - Евангелие от Сатаны

Ноги и руки больной были укутаны тряпками, а лицо скрыто вуалью-сеткой. На ней была белая одежда, пострадавшая от колючек и дорожной грязи, и красный бархатный плащ с вышитым гербом.

Мать Изольда перегнулась через заднюю стенку телеги, наклонилась над монахиней, стерла с герба пыль – и ее рука замерла от страха. На плаще были вышиты четыре ветки золотого и шафранного цветов на синем фоне – крест затворниц с горы Сервин!

Эти затворницы жили в уединении и молчании среди гор, возвышавшихся над деревней Церматт. Их крепость была настолько отрезана скалами от внешнего мира, что продовольствие к ним поднимали в корзинах на канатах. Они словно охраняли весь мир.

Ни один человек никогда не видел их лиц и не слышал голосов. Из-за этого даже говорили, что эти отшельницы уродливее и злее, чем сам дьявол, что они пьют человеческую кровь, едят отвратительные похлебки и от этой пищи приобретают дар пророчества и способность к ясновидению. Другие слухи утверждали, что сервинские затворницы – ведьмы и повивальные бабки, делавшие беременным аборты. Их будто бы навсегда заточили в этих стенах за страшнейший грех – людоедство. Были и те, кто утверждал, что затворницы умерли еще много столетий назад, что в каждое полнолуние они становятся вампирами, летают над Альпами и пожирают заблудившихся путников. Горцы подавали эти легенды на деревенских посиделках как вкусное блюдо и, рассказывая, делали пальцами знак «рога», защищаясь от сглаза. От долины Аоста до Доломитов одно упоминание об этих монахинях заставляло людей закрыть двери на засов и спустить собак.

Никто не знал, как пополнялись ряды этого загадочного ордена. Разве что жители Церматта в конце концов заметили, что, когда одна из затворниц умирала, остальные выпускали стаю голубей; птицы недолго кружились над высокими башнями их монастыря, а потом улетали в сторону Рима. Через несколько недель на горной дороге, которая вела в Церматт, появлялась закрытая повозка, которую окружали двенадцать ватиканских рыцарей. К повозке были привязаны колокольчики, которые предупреждали о ее приближении. Услышав этот звук, похожий на звук трещотки, местные жители сразу же захлопывали ставни и задували свечи. Потом, прижимаясь друг к другу в холодном полумраке, они ждали, пока эта тяжелая повозка свернет на тропу для мулов, которая ведет к подножию горы Сервин.

Оказавшись у подножия горы, ватиканские рыцари трубили в трубу. В ответ на их сигнал начинали скрипеть блоки, и вниз опускался канат. На его конце было сиденье из кожаных ремней, к которому рыцари привязывали, тоже ремнями, новую затворницу. Затем они четыре раза дергали за канат, давая знать, что у них все готово. Привязанный к другому концу каната гроб с телом умершей начинал медленно опускаться вниз, а новая затворница в то же время поднималась вверх вдоль каменной стены. И получалось так, что живая женщина, входившая в монастырь, на половине пути встречалась с мертвой, которая его покидала.

Погрузив мертвую в свою повозку, чтобы потом тайно похоронить, рыцари возвращались по той же дороге. Жители Церматта, прислушиваясь к тому, как удаляется этот призрачный отряд, поняли, что никакого другого способа покинуть монастырь затворниц не существует – несчастные женщины, которые входят в него, никогда не выходят обратно.

Мать Изольда подняла вуаль затворницы, но открыла только ее рот, чтобы не осквернить своим взглядом лицо. И поднесла зеркало к искривленным страданием губам. На поверхности осталось туманное пятно, значит, монахиня еще дышит. Но по хрипам, от которых едва заметно приподнималась грудь больной, и по морщинам, делившим на части ее шею, Изольда поняла, что затворница слишком худа и стара, чтобы выжить после такого испытания. Значит, традиции, которая ни разу не была нарушена за несколько веков, настает зловещий конец: эта несчастная умрет вне стен своего монастыря.

Ожидая ее последнего вздоха, настоятельница рылась в своей памяти, стараясь отыскать в ней все, что еще знала о загадочном ордене затворниц.

Однажды ночью, когда ватиканские рыцари везли на Сервин новую затворницу, несколько подростков и нечестивых взрослых жителей Церматта тайком пошли за их повозкой, чтобы посмотреть на гроб, который те должны были забрать. Из этого ночного похода не вернулся никто, кроме молодого простоватого парня, козьего пастуха, который жил в горах. Когда его нашли утром, он был наполовину сумасшедшим и что-то неразборчиво бормотал.