Валерий Гусев - Враг из прошлого

Вот в чем дело! Вот кто испортил мне настроение. А чем? Безобидный человек. Правда, хвастливый, немного бессердечный, весь в себе и для себя… Лживый! И лживый не только для хвастовства, а для какой-то цели.

Зачем он приходил к дому Матвеича ночью? Почему он делает вид, что незнаком с Лодочником? А «тоска» по пионерлагерю, где прошло его счастливое детство? Я только сейчас вспомнил, что тетушка Тильда рассказывала: он такой талантливый, приехал в Москву из города Баку и с первой же попытки был принят в Институт театрального искусства. Но ведь если он жил в детстве в Баку, он никак не мог быть в пионерском лагере в далекой Тверской области…

Страшная мысль поразила меня! А что, если это вовсе не актер Марковский, а Окаянный Ганс! Ведь прошло много времени, он мог сильно измениться внешне. И сейчас выбирает момент для своей мести Матвеичу…

– Дим, ты куда гребешь? – привел меня в чувство Алешкин голос. – В Москву направился?

…Чушь, конечно! Ведь тетушка Тильда знает его давно. Тридцать лет «дурака валяли» на одной сцене. Но все равно – что-то мне в нем очень не нравится. И что за дела у него с Лодочником? По их словам, которые мы случайно подслушали, получается, что эти дела уходят куда-то в далекое прошлое…

Скорее бы этот Сеня Бернар уматывал отсюда. А он будто прочитал мои мысли.

– Как здесь славно, друзья мои! Отдыхаешь усталой душой. Так не хочется уезжать. Но что поделаешь – надо! Труба зовет.

Когда мы добрались до своего берега, Морковкин напомнил нам, что мы обещали ему отвезти его послезавтра на очередное свидание с детством.

Мы вслух сказали, что, конечно, отвезем, а про себя подумали, что, вообще-то, мы ему этого не обещали.

К нашему возвращению Матвеич, оказывается, приготовил обед и сказал, что звонил папа.

Ничего особенного он не сообщил. Подтвердил, что Окаянный Ганс недавно освободился, но местонахождение его пока не установлено. Есть неподтвержденная информация, что он находится в Москве.

– Фиг с ним, – легкомысленно заявил Алешка. – Мы пошли на рыбалку. Что-то давно Димитрий не баловал нас флотской ухой.

Матвеич не возражал, только распорядился сделать в нашей «рубке» приборку. Мы быстренько прибрались и пошли на озеро. Клев был не очень «клевый», но на уху мы рыбки натаскали. Правда, Алешка все время на меня ворчал:

– Дим, у тебя клюет! Ты куда смотришь?

А я и правда смотрел не столько на поплавок, сколько поглядывал на тот берег, где время от времени посверкивали стеклышки бинокля. И что он тут все разглядывает? Браконьеров, что ли?

Мы смотали удочки, искупались и пошли домой. Я запихнул наш улов в морозилку, а Лешка пристал к Матвеичу, чтобы тот рассказал что-нибудь из своей героической жизни.

Матвеич сдался.

Наш папа, если что-нибудь рассказывает о своей работе, то всегда какие-то забавные случаи. И никогда он не рассказывает об опасностях, о повседневном риске, о всяких страшных жестокостях. Вот и Матвеич тоже. Стал припоминать всякие смешные случаи. Как, например, один молодой опер выслеживал на рынке одного жулика. И, заметив подозрительного человека, стал за ним следить. И чем больше он за ним следил, тем подозрительней тот ему казался. И в конце концов он задержал его и доставил в ближайшее отделение милиции. А там выяснилось, что он заподозрил и задержал тоже молодого опера, который тоже выслеживал одного жулика.

– Вот обоим и попало от начальства, – посмеиваясь, завершил свой рассказ Матвеич. – Одному за то, что опера задержал, а другому за то, что позволил себя задержать. – Матвеич еще посмеялся и смущенно признался, что одним из этих оперов был он сам.

Постепенно Матвеич увлекся воспоминаниями, и мы опять засиделись почти до ночи. Попили чаю и легли спать. Только Алешка перед этим сбегал проверить свою сигнализацию.

Она у него простая была, но эффективная. Вдоль всего забора, вокруг участка, он натянул связанные шпагаты, а к ним в разных местах подвязал веревочки от хлопушек. А хлопушки прикрепил к воткнутым в землю колышкам. Как заденет бечевку непрошеный гость, так хлопушка и пукнет.

Мы улеглись, поболтали немного и быстро заснули под стрекотание кузнечиков за окном и кваканье лягушек на озере.

А в полночь сигнализация сработала. Раздался грохот хлопушки в ночной тишине. Тут же послышался бешеный собачий лай и поднялась пальба.

Мы слетели вниз. Думали, что Матвеич уже выскочил на улицу и кого-нибудь задержал. Но он был в постели и только приподнял голову, когда нас увидел. И с осуждением покачал этой головой. И сказал: