Джеймс Понти - Флориан Бэйтс и похищенные шедевры

– Нет, сэр, у меня все под контролем, – совершенно неубедительно заявил он собеседнику. – Мы с этим разберемся.

Человек за компьютером поднял глаза и увидел моего отца:

– Рад, что ты пришел, Джим.

Он был грузным, с крупным луноподобным лицом. Бледность и круги под глазами создавали впечатление, что этот тип либо толком не спит, либо прячется от солнца. Пиджак на нем перекрутился, галстук съехал набок, и весь он казался помятой развалиной.

– Хочу, чтобы ты просмотрел данные с… – Он оборвал себя на полуслове, заметив меня: – А это кто?

– Эрл, это мой сын Флориан, – сказал папа. – История длинная… В общем…

Продолжить ему не дали: дверь распахнулась, и в помещение ворвались еще двое. Я узнал Сирену Миллер, начальницу службы охраны музея и папиного старинного друга: она приезжала к нам в гости, когда мы только перебрались в Вашингтон. Сейчас ее сопровождал высокий афроамериканец в темно-синем костюме с галстуком в тон – в отличие от Эрла, свежий и подтянутый и, в отличие от Британца, не старавшийся выглядеть спокойным. Он был совершенно спокоен и собран.

– Джим, это специальный агент Маркус Риверс из команды ФБР по расследованию преступлений, связанных с искусством, – представила своего спутника мисс Миллер.

– Рад познакомиться, – отец пожал ему руку.

– А это Джим Бэйтс, – продолжила Сирена. – Он консультирует нас, так что я попросила его о помощи, и… – Как и Эрл, увидев меня, она запнулась: – И он зачем-то привел с собой сына.

Риверс взглянул на меня – скорее с любопытством, чем недовольно, – и повернулся к моему отцу:

– Я бы сказал, наша ситуация – не совсем из серии «Приведем детишек, покажем им нашу работу». Я не прав?

– Прошу прощения, – ответил отец, – но Флориан, похоже, видел нечто… интересное . И, мне кажется, вы должны об этом услышать.

– Интересное? В каком роде?

– Расскажи им, – попросил меня отец. – Настолько точно и конкретно, насколько сможешь.

На меня уставились все. Даже Британец, который уже закончил телефонный разговор. Я робел перед этой компанией, тем более что в ней находился спецагент ФБР. Но, сделав глубокий вдох, приступил к повествованию:

– Примерно четыре недели назад моя подруга Маргарет и я увидели в зале с автопортретом Ван Гога светловолосого туриста. Он спал на диванчике – примерно четверть часа, пока не подошла его жена с младенцем.

Слушатели казались сбитыми с толку, однако меня это не остановило:

– Затем, две недели спустя, мы заметили художника, который копировал картину Моне «Женщина с зонтиком». Он был темноволосым. Одет как типичный студент, изучающий живопись. Совершеннейший хипстер. Учится в Университете Джорджа Вашингтона и живет в общежитии Филиппа Амстердама. Я делаю на этом акцент, потому что в это общежитие не принимают женатых и студентов с детьми. Такие должны жить где-то в других корпусах – я проверил в интернете.

Тут Британец нетерпеливо перебил меня:

– К чему это все? Исчезли предметы искусства на общую сумму в шестьдесят пять миллионов долларов. А мы слушаем детский лепет о каких-то пустяках. У меня только что был крайне неприятный разговор с начальством в Англии, и я заверял, что мы действуем оперативно.

Игнорируя его, я сосредоточился на агенте.

– Спящий отец семейства и художник в галерее – один и тот же человек, – сказал я. – Полностью изменивший внешность.

– Мы что, продолжим слушать это? Серьезно? – спросил Брит. – Каждая упущенная секунда – шанс убраться еще дальше для похитителей!

– Почему ты думаешь, что это один человек? – спросил агент.

– Оба носили кеды «Европа» – это такая марка беговой обуви, которую можно найти только в Восточной Европе. Оба – левши. И на щеках у них совершенно одинаковые шрамы. Я не думаю, что это один человек, – я в этом уверен.

Риверс, очевидно, пока не знал, как к этому отнестись.

– А, и вот еще что, – сказал я. – Два зала, в которых мы его видели и где он провел немало времени, – те самые, из которых только что украли картины.

И тогда агент улыбнулся:

– Что ж. Это действительно похоже на нечто интересное.

Моя история о человеке в кедах «Европа» заинтриговала агента Риверса. Но в смысле зацепок и возможных следов она имела далеко не первостепенное значение. Прошло уже две недели с того момента, как мы с Маргарет видели того типа. А преступление в музее произошло только что. Нужно было собирать свежие улики и смотреть записи с камер наблюдения.