Софи Клеверли - Шепот в стенах

Честно признаюсь, что после этого рассказа я впервые в жизни сидела раскрыв рот и ни словечка не могла вымолвить: кошки полосатые! Да-да, сидела и молча шевелила губами, словно золотая рыбка, и только спустя какое-то время смогла снова включиться в разговор:

– Так ты понимаешь, что всё это значит?

– Что? – не поняла Айви.

– Это значит, что я гений! Мой план сработал на все сто! Ты нашла следы, которые я для тебя оставила!

– Гений, говоришь? Ну-ну, – и Айви окинула меня испепеляющим взглядом.

В ответ я широко ухмыльнулась. Конечно, я гений, тут и спорить не о чем, бублики дырявые!

– А с тобой что случилось? – спросила сестра и вновь окинула меня взглядом, но уже не сердитым, а озабоченным. – В таком месте, как это… Я просто представить себе не могу…

Честно сказать, этот вопрос оказался для меня совершенно неожиданным, не была я к нему готова, шишки квашеные. Как-то даже не по себе мне стало от этого вопроса. Да и к чему об этом спрашивать, если я одной ногой, можно сказать, уже на свободе? Ведь именно это сейчас самое главное, разве нет?

– Прошу тебя, – настойчиво повторила сестра. – Мне необходимо знать, как ты здесь оказалась и что с тобой произошло дальше.

Тут меня осенила одна мысль. Дело в том, что в кармане моего ужасного на вид серого халата лежало несколько аккуратно сложенных листочков бумаги, на которых, собственно говоря, были записаны ответы как раз на те вопросы, которые так волновали Айви. Я вытащила эти листочки и, не говоря ни слова, протянула их сестре.

«Я сошла с ума.

Во всяком случае, так мне говорят. Сначала я им не верила. Само собой, я не сумасшедшая. Я хорошо помню всё, что видела своими глазами. Ту девочку звали Вайолет, и мисс Фокс заставила её исчезнуть. Я была при этом и написала обо всём, что случилось тогда на крыше.

Но постепенно я начинаю во всём сомневаться. Меня постоянно убеждают в том, что это были галлюцинации, что я просто придумала сцену на крыше, в которой учительница заставляет свою ученицу исчезнуть. Доктор Абрахам много раз повторял мне, что на самом деле не могло случиться ничего подобного, что всё это лишь игра моего больного воображения. Зачем нужно было учительнице поступать подобным образом? Зачем ей нужно было это делать? Такой поступок лишён всяческого смысла – неужели я сама этого не понимаю? Нет-нет, я просто придумала всю эту сцену, потому что не любила мисс Фокс, – так говорит доктор Абрахам. А ещё он говорит, что мне нужно всего лишь признаться, что я эту сцену придумала, и тогда меня, возможно, отпустят домой.

Ни в чём я не стану признаваться, бублики дырявые. Если честно, я даже не уверена, что мне хочется домой. Нет, разумеется, я очень хочу вырваться из ада, который называется сумасшедшим домом, но, по-моему, мой отец и мачеха вовсе не сгорают от желания видеть меня. Во всяком случае, я за всё время ни строчки от них не получила. И если им известно, что я сижу взаперти в сумасшедшем доме, это их ни капельки не волнует. Если они и держат с кем-то связь, так это с Айви, а она сама ничего обо мне не знает. Потому что, если бы знала, она бы меня отсюда вытащила.

Не знаю как, но вытащила бы.

А пока день тянется за днём. Здесь, в дурке, они упорно называют меня Шарлоттой, хотя я много раз повторяла им, что это не моё имя. Не понимаю, кто из нас псих – я или они? Держат меня в крошечной комнатушке с решётками на окнах. Комнатушка очень похожа на клетку, а её стены окрашены жуткой зелёной краской, от вида которой меня постоянно тошнит.

Но вся беда в том, что кроме стен здесь смотреть совершенно не на что, поэтому теперь я могу по памяти нарисовать все трещинки на этой мерзкой краске и все пузырьки на ней, все паутинки в углу моей каморки.

Каждую субботу, примерно в полдень, меня ведут на приём к доктору Абрахаму. И он раз за разом повторяет, что у меня «умственное расстройство». При этом вид у доктора Абрахама такой, словно, по его личному мнению, для того, чтобы считаться сумасшедшей, достаточно просто быть девочкой. Любой девочкой. Во время самых первых бесед с доктором Абрахамом я пыталась закатывать истерики, скидывала на пол лежавшие у него на столе бумаги, требовала немедленно выпустить меня на волю, на что он твердил в ответ одно и то же: «Ты истеричка, Шарлотта».

Истеричка, крабы волосатые! Истеричка! Интересно, как бы он сам повёл себя, если бы его заперли в каморке с тошнотворными зелёными стенами и начали убеждать, что это делается для его же блага!

«Скарлет! – орала я ему в ответ. – Скарлет меня зовут, Скарлет!» Как об стенку горох.