Алексей Биргер - Нож великого летчика

— Вроде, полезные люди — вертухаи, — заметил местный милиционер. — А все равно всегда приятно умыть, особенно тех, кто на своих стучит и своих подставляет.

Мы слушали, затаив дыхание. Нам ведь было известно, что «вологдой» называют на жаргоне лагерную охрану. А если Пучеглазый был подполковником значит, он мог целой тюрьмой или частью лагерной зоны заведовать! А теперь, значит, он доносит обо всем, что происходит на «черном рынке», и за это ему позволяют вертеть свои делишки. Судя по словам местного милиционера, Пучеглазый стучит не только на спекулянтов, но и на милицию, если она где-то чего-то недоглядела или где-то не доработала. Во всем мы разобраться не могли — за короткими репликами, которыми обменивались милиционеры, для нас вставал целый мир очень особых и очень сложных, очень взрослых отношений, своя система ценностей, которую мы, в силу недостатка жизненного опыта, не могли постигнуть до конца. Но нам было ясно, что Пучеглазый каким-то образом «достал» милицию, и что милиция стала теперь нашим союзником, чтобы отыграться на Пучеглазом за все.

Вот так мы подъехали к дому Мадлены Людвиговны и зарулили во двор, к самому подъезду.

Надо сказать, что Мадлена Людвиговна и Шарлотта Евгеньевна перепугались чуть не до полусмерти, увидев нас в сопровождении милиции. Что до Гиза, то он сначала радостно запрыгал вокруг нас, потом увидел милиционеров, присел и стал очень внимательно разглядывать их форму, чуть склонив голову набок и поблескивая своими яркими глазами.

— Мон дью!.. — ахнула Мадлена Людвиговна. — Что происходит?

— Вы только не волнуйтесь, — быстро заговорил я. — Все в порядке, и нож мы скоро вернем. Там просто… В общем, надо, чтобы вы тоже были свидетельницами.

— Позвольте, я объясню, — сказал майор. — Вы разрешите нам войти?

— Да, конечно! — подруги одновременно посторонились и сделали приглашающие жесты, указывая в сторону гостиной. — Простите, мы так растерялись, что держим вас на пороге.

— Так вот, — продолжил майор, когда все устроились в гостиной. — Ваш нож — настоящая драгоценность, это мы поняли. Но вот какая проблема. Этот нож уже считается холодным оружием, запрещенным к хранению в домашних условиях, по его размерам и по прочим параметрам. Если только у вас нет охотничьего билета. Но, я так понимаю, вы в обществе охотником не состоите?

— Не состоим, — растеряно пробормотала Мадлена Людвиговна.

— Я так и думал, — улыбнулся майор. — В общем, по правилам, мы должны были бы его конфисковать, составив акт об изъятии. Но нам этого делать не хочется. И выход есть.

— Да?.. — слабо вопросила Мадлена Людвиговна.

— Вы должны составить официальное заявление, что этот нож является музейной ценностью, что вы считаете себя его пожизненной владелицей, а потом завещаете его музею. Виктор Петрович, — майор указал на местного милиционера, — заверит ваше заявление, желательно, задним числом — сделаем вид, будто оно написано месяца три назад — и, мы надеемся, этого будет вполне достаточно.

— А какому музею я могу его оставить? — Мадлена Людвиговна была совсем смущена.

Майор пожал плечами.

— Литературному, наверно. Или историческому. Как хотите. Только прошу вас не размышлять слишком долго. От этого заявления зависит судьба ещё одного человека — того, кто помог ребятам отобрать нож у воров и которого без такого заявления придется привлекать за незаконное ношение оружия. И ещё кое за что.

— Да, конечно, — Мадлена Людвиговна выпрямилась. — Шарлотта, дорогая, достань мне, пожалуйста, перо и бумагу. Я так переволновалась, что встать не в силах.

Шарлотта Евгеньевна — как всегда, более практичная и хозяйственная принесла все необходимые письменные принадлежности — и взрослые принялись обсуждать точный текст заявления. Мы тем временем поглаживали Гиза и чесали ему за ухом.

— Ничего, Гиз, — говорили мы, — вот, тебя выручили, теперь Седого выручим, и все вообще будет хорошо.

Гиз, похоже, нас понимал — так вилял своим коротким крепеньким хвостиком, как будто хотел сказать: «Да, все будет хорошо, я знаю, я не сомневаюсь».

Заявление было составлено за пять минут, потом Виктор Петрович местный милиционер — с лукавым видом расписался под подписью Мадлены Людвиговны и поставил печать.

— Летите, голуби! — сказал он. — Вам время дорого. Но, все-таки, подбросьте меня назад в отделение, а?

— А я вас жду у себя, как только кончится эта ужасная история, сказала Мадлена Людвиговна. — И вас тоже… — обратилась она к милиционерам.