Алексей Биргер - Нож великого летчика

Я просто обязан был присутствовать при завершении сделки, такой важной для нас! И я рванул через зал.

— Ты куда? — спросил меня попавшийся на моем пути официант.

— Отлить надо!.. — сквозь зубы процедил я. — Не могу больше!

Официант насмешливо кивнул, и я устремился дальше. Возможно, он решил пропустить меня, как раз увидев, что я одет вполне прилично — явно, что не из мальчишек-торговцев и не из мелкой шпаны, крутившейся вокруг всех «толкучек».

Дверь я постарался открыть как можно тише — и пугливо заглянул, повернут Седой с Пучеглазым головы в мою сторону или нет.

Их не было видно. Туалет изгибался буквой «Г», и они стояли за углом этого «Г». Похоже, они примолкли на секунду, услышав, как скрипнула дверь, но я постарался войти как можно бесшумней, и они сразу же заговорили опять.

— Смотри, — это был одышливый голос Пучеглазого. — Тот самый?

Я понял, что речь идет о ноже. Не увидеть, как он возвращается к нам, было свыше моих сил! Я на цыпочках прокрался вперед и выглянул из-за облицованного кафелем угла стены.

Седой внимательно рассматривал нож — наш нож!

— Да, — сказал он. — Тот самый.

Он шагнул под самую лампу, внимательно изучая и рукоять, и футляр, и кожаные ножны с надписью.

Пучеглазый, вроде бы, спокойно выжидал, но что-то в его позе мне не понравилось. Он как-то выгнулся, насколько ему позволяло довольно увесистое пузо — а когда он выпрямился, в его руке блеснул другой нож!

— Седой! — не своим голосом заорал я. Точнее, не заорал, а завизжал или пискнул изо всей силы.

Седой услышал — и вовремя обернулся. Нож Пучеглазого сверкнул в воздухе, но Седой успел уклониться, и нож лишь задел ему левую руку. Ответным ударом Седой взметнул нож Сент-Экзюпери — к счастью, нож был в ножнах, да и бил Седой рукоятью. Не знаю, осознанно или нет, но он не стал «пырять» Пучеглазого лезвием, иначе не избежать бы большой беды. А так, рукоять угодила Пучеглазому под подбородок, отправив его в глубокий нокдаун. Пучеглазый, охая и держась за челюсть, сидел на полу, окровавленный нож вылетел из его руки, он пытался перебирать ногами, чтобы отползти задом подальше от Седого, но у него не получалось.

— Ах ты, сволочь! — сказал Седой. Сделал два шага к выходу, оглянулся и добавил. — Добить бы тебя, да пачкаться неохота… Пошли! — бросил он мне, убрав нож во внутренний карман пиджака, зажимая раненую руку другой рукой и быстро выходя из туалета.

Я засеменил на ним. Мне было дурно до тошноты. Согласитесь, такая сцена и взрослого «вздернула» бы, что уж говорить о мальчишке!

Седой быстро прошел через зал, вышел из пивбара и, даже не глянув в сторону Димки и Юрки, направился туда, где деревья были погуще и побезлюдней. Я двигался за ним как приклеенный, Юрка и Димка присоединились ко мне.

— Что случилось? — стали спрашивать они шепотом.

Я только рукой махнул — мол, все потом, не до объяснений сейчас!

Седой отошел туда, где кусты были погуще, снял пиджак и стал осматривать рану. Мы его догнали, и мои друзья, ничего не знавшие, с ужасом глядели на разорванную рубаху и кровь.

— Молодец, крикун! — сквозь зубы проговорил Седой. — Если б не ты, эта сволочь мне бы точно между лопаток перо всадила!.. А теперь, есть у кого-нибудь носовой платок?

Носовые платки нашлись у меня и у Юрки. Седой плотно перетянул рану, которая, на рассмотрение, оказалась не очень большим порезом, потом внимательно изучил пиджак.

— Разрыв не очень большой, — сказал он. — Главное — кровь замыть, а порвать пиджак я мог где угодно. Лишь бы следов не осталось, а то с кровью на пиджаке первая же ментура остановит.

— Так Москва-река, вон она! — показал Димка.

— К ней и спустимся, — сказал Седой, проверяя свою повязку, сооруженную из наших носовых платков. Повязка сидела плотно, и рана, похоже, перестала кровоточить. Накинув пиджак на плечи так, чтобы не было заметно окровавленную светлую рубаху, Седой, насвистывая, направился к реке.

Мы нашли спуск к реке подальше от черного рынка — лестницу от парапета, последние ступени которой уходили в воду. Седой, аккуратно вынув драгоценный нож и положив его рядом, стал застирывать в проточной воде рукав пиджака. Надо сказать, Москва-река была в то время не такая грязная, как сейчас, поэтому в ней вполне можно было и одежду отмыть, и руки ополоснуть.

В прохладной проточной воде пиджак отмылся быстро и основательно. Седой поглядел на мокрый рукав, потом сощурился на жаркое весеннее солнце.

— Под таким солнцем за пять минут высохнет, если на камне расстелить, — сказал он. — А как высохнет, так и домой рванем. Нам здесь больше делать нечего.