Алексей Биргер - Нож великого летчика

— Давай поговорим, — спокойно повторил Седой. — Просто поговорим, так, чтобы все они нас не слышали. Чтобы у тебя потом неприятностей не было.

— Неприятностей?! — расхохотался Клим. Но были в его смехе дребезжащие нотки, которые показывали: он начал поджимать хвост.

— Угу, — кивнул Седой. — Ты сам не представляешь, во что влип. Давай, отойдем в сторонку.

И пошел к дальнему краю пустыря, не оглядываясь и не сомневаясь, что Клим потащится за ним следом. И Клим потащился.

Не доходя до края пустыря, Седой остановился, повернулся и заговорил с Климом. Нам было видно, что позы у обоих достаточно напряженные — у Клима, в первую очередь, но и заметно было, что Седой старается вести беседу в довольно дружелюбном тоне, стараясь вложить в голову этому придурку какие-то важные мысли, а не запугивая его.

Пока они говорили, семеро шпаненков приблизились к нам.

— Ты гляди, двое джинсовых! — сказал один из них.

— Сейчас Клим с Седым договорится, джинсы с них снимем, в трусах домой побегут! — загоготал другой.

— И ранцы у них классные, тоже пригодятся, — заметил третий.

У меня и у Юрки были роскошные чешские ранцы — из крупнозернистой грубой кожи, на медных заклепках. У Димки ранец был похуже, но тоже из натуральной кожи.

Эта сволочь потихоньку брала нас в кольцо. Один из них протянул руку и пощупал материал Юркиных джинсов. Юрка отпихнул его руку, и тот тут же вскинул кулак:

— Ты!.. Борзый!.. Урою!..

Седой вдруг повернул голову и гаркнул:

— Эй, вы! Отойти друг от друга на двадцать метров и не приближаться!

Шпаненки заколебались, выжидая, что скажет Клим. Клим еле заметно кивнул им — таким кивком, как будто он по собственной воле велит оставить нас в покое, а не подчиняясь Седому — и вся шобла нехотя отошла от нас.

Седой и Клим разговаривали ещё минут десять, и эти десять минут мы ждали в таком напряжении, что мускулы начало спазмами сводить, и в животе будто кто-то все кишки в тугой узел завязывал. Потом Седой кивнул Климу, будто благодаря его, и неспешно направился к нам. Проходя мимо нас, он не стал притормаживать, а лишь коротко бросил:

— Пошли.

Мы заспешили вслед за ним, переводя дух с таким облегчением, как никогда в жизни. Ничего сказано не было, но ведь и без всяких слов мы понимали — без Седого нас бы сейчас измордовали так, что мы бы, как говорится, полгода кровью харкали.

— Здорово ты их… — сказал Димка, когда прошло, наверно, минут десять, и мы были уже далеко.

— Да, пустяки, — буркнул Седой. — Вот сейчас задача потрудней будет.

— Какая? — спросили мы.

— Нож отобрать.

— Так нож не у него? — спросил я.

— Разумеется, нет. Вы ж видели, он мне ничего не отдавал. Но он сказал мне, у кого нож.

— У кого-то, кто покруче Клима и всей этой мелкой шпаны? — обеспокоено спросил Димка.

— Вот именно, — Седой хмыкнул и вытащил на ходу мятую пачку своей кубинской отравы. — Так что это была только службишка, служба впереди. Так ведь в сказках говорится?

— Кто же это? — вырвалось у меня.

— Узнаете… Хотя, думаю, вам бы лучше не ездить со мной, а разбежаться по домам.

— Ни за что! — с горячим возмущением воскликнули мы. Хотя на душе у нас опять стало тягостно и нехорошо: что же это за люди, с которыми сам Седой опасается связываться?

А он привел нас к метро, и ещё спросил, есть ли у нас пятаки на проезд. Пятак у каждого нашелся, и мы проехали до Библиотеки Ленина — то есть, до «Арбатской», а на «Библиотеку Ленина» мы сделали пересадку. Мы несколько раз пытались выяснить у Седого, куда мы едем, но он отмалчивался.

В итоге, мы сошли на станции «Ленинские горы», под стеклянным куполом над Москвой-рекой, и два выхода с этой станции вели на два берега реки. В общем, над нами было пространство стекла, в которое светило небо, а под нами — широченная асфальтовая платформа над водой. Я никогда не видел ничего подобного. От нас, если пройти не до «Курской» или «Бауманской», а до «Пролетарки», и поехать в сторону «Кузьминок», был участок пути, где метро проходило над землей. Но одно дело — просто над землей, а другое дело — просторная станция над рекой, с обеих сторон которой пути уходили в туннели.

Седой быстро сориентировался и повел нас к нужному выходу. Мы вышли на Ленинские горы и пошли по утоптанной дорожке между зеленых холмов над Москвой-рекой и над приречными прогулочными аллеями, с их лавочками и красивыми оградами. По мере того, как мы шли, народу становилось все больше, народ оживленно переговаривался, рассматривал что-то, передаваемое из рук в руки.