Хелен Купер - Где-то там гиппопотам

Тем не менее в те давние дни капитан Фредди держал коллекцию у себя дома.

Со следующей партией груза прибыла и жена, но она, разумеется, была жива. Звали ее Пейшенс, что значит «терпение», и она на самом деле была терпелива. Большая удача для нас, ведь она стала пчеловодом.

Капитану с ней тоже повезло, и дом со временем заполнился детишками, а когда дети подросли, то все как один стали коллекционерами. Через пару десятилетий дом был набит до отказа.

Пейшенс, не жалуясь, терпела беспорядок вплоть до 1866 года, когда появился жираф. По правде сказать, это был не первый жираф, а восьмой – и очень крупный. К несчастью, когда его вносили в дом, он застрял в дверях – и ни туда ни сюда. А на чай как раз была приглашена тетя Миртл – впечатлительная дуреха. Она упала в обморок. Чтобы сдвинуть жирафа, пришлось использовать пилу. Чай был безнадежно испорчен. Вот тогда-то Пейшенс впервые потеряла терпение. А до этого – ни разу за все годы. Но в тот день она неожиданно заорала:

– Это последняя соломинка! Больше ни одного чучела в этом доме! Сначала уберите тех, кто уже есть!

Зла была, как осы, которых она окуривала.

Семейство сразу поняло: это она всерьез. Даже капитан, который сам мог быть весьма вспыльчив (когда хотел), только и сказал:

– Ты права, дорогая. Пора представить нашу коллекцию публике. Я давно мечтаю построить собственный музей.

Так появился Музей Гарнер-Ги – величайший проект капитана.

Тут историю подхватила четвертая пчела, а остальные, выстроившись в одну линию, зависли в воздухе, трепеща крылышками. В их жужжании улавливалась некая мелодия – торжественный звук крошечных хриплых волынок, подчеркивающих важность этой части рассказа.

– Это произошло не сразу. Создание Музея Гарнер-Ги заняло время. Один капитан не справился бы. Годы ушли на проектирование здания и устройство музейных витрин, годы – на классифицирование и надписывание этикеток. Капитан – громадный паук в центре грандиозной паутины – заманивал троих сыновей стать его помощниками. Сначала сдался Гектор – первый заместитель отца, потом Хамфри – куратор, со временем Монтгомери и Пейшенс тоже попались в ловушку. В конце концов, они всю жизнь прожили с этой коллекцией и лучше всех знали, как подвесить скелет кита, определить вид саранчи или расставить мелких млекопитающих в правильном научном порядке.

Даже пчелы пригодились. Сердцем коллекции насекомых стал наш стеклянный улей. Капитан устроил это ради Пейшенс, потому что она любила нас. Однажды она перенесла туда пчелиную матку, и весь рой последовал за ней.

Первый год был для нас, пчел, нелегок. Для нового места понадобились новые танцы, так что меда той зимой оказалось маловато. Но мы выжили и следующим летом уже благоденствовали. Мы построили восковые соты – прекраснее, чем все чертежи капитана.

Тем временем вокруг стеклянного улья вырос зал насекомых, а вокруг зала насекомых вырос весь музей. Новые коллекции прибывали, ящик за ящиком. В 1877 году все ящики наконец распаковали. Музей Гарнер-Ги был готов к открытию.

Новая перемена. На голову гиппопотаму села уже пятая пчела, а остальные тихонько отлетели в сторонку. Бен заметил: эта двигалась медленнее. Ее желтые полоски поблекли, крылышки поистрепались. Свой танец она начала с вопроса.

– Зачем люди собирают коллекции? Чем больше собрали, тем больше хотят еще. Неужто, демонстрируя свою собственность, они надеются замедлить течение времени? Неужто они так глупы? Ведь все со временем погибает и превращается в пыль. Мы, пчелы, не нуждаемся в коллекциях. Пока мы не постарели и крылышки нас еще держат, мы должны вносить свой вклад – и тогда улей не умрет даже после нашей смерти.

Капитан Гарнер-Ги постарел, но не поумнел, не то что пчелы. Он не думал о детях, о внуках и правнуках. Только о единственной неудаче в своей жизни, снова и снова. Он опять заговорил о Речной лошади. Убедил себя: музею необходима Речная лошадь. Пока она не будет стоять в центре атриума, у музея нет будущего. Мы опечалились, но не удивились, когда он снова отправился в Африку.