Хелен Купер - Где-то там гиппопотам

В отчаянии он зажал нос. Не помогло – нос и глаза ужасно зудели. Он тер нос, корчил дикие рожи, он думал только о том, чтобы не чихнуть, и вовсе не обращал внимания на зверюшек в витрине.

А одна из них вдруг отвернула мордочку!

Чих сразу прошел – от удивления. Прямо рядом с Беном по другую сторону стекла сидела землеройка с того давнего чаепития. Бен всмотрелся пристальнее. Она больше не двигалась. Померещилось?

На ярлычке было написано:

Эта землеройка, ясное дело, была чучелом, жалким и потрепанным – даже швы видны. Глазки-бусинки смотрели в одну точку.

– Ты не шевелилась, – сурово сказал Бен, скорее самому себе.

Как только он это сказал, землеройка подпрыгнула, встала на задние лапки, прижала волосатую мордочку и коричневато-розовые передние лапки к стеклу в опасной близости от его носа.

Бен дернулся и стукнулся головой о стену.

– Ой!

– Ш-Ш-Ш!

Голосок тоненький, пронзительный, как у резиновой игрушки-пищалки, даже через стекло.

– Не смей уходить, сиди и слушай – ты, похоже, меня слышишь.

– Так я вроде никуда и не иду, – неуверенно пробормотал Бен.

– И не надо. Ума не приложу, как ты выберешься из этой переделки. Попался ты знатно. Сиди тихо, а то они услышат.

Тут Бен понял, что больше ничему не удивляется. Безмерное удивление куда-то делось, и он неожиданно для себя ответил землеройке:

– Сама сиди тихо, а то они тебя услышат.

– Взрослые слышат только то, что готовы услышать, – возразила землеройка, – и это точно не я.

– Они уж точно готовы услышать меня.

– ТОГДА ПОМАЛКИВАЙ!

Она подтянула хвост и сунула в рот.

Но Бен был не в силах молчать.

– С этих людей глаз нельзя спускать. Я подслушал, что они задумали страшную гадость. Надо сказать здешней старушке, если она в музее.

– Она-то тут, но ты лучше не высовывайся.

И так понятно. Парочка уже шла по коридору. Цок, цок, цок – стучали каблучки-шпильки. Потом затихли. Наверно, они его искали в одном из боковых залов.

– Что именно ты подслушал? – поинтересовалась землеройка, сгибая и разгибая нос-хоботок. (Она могла ловко свернуть хоботок в кольцо, почти как настоящий слон.)

– Тот человек сказал, что хочет купить музей, а потом снести и выстроить новые…

– Это мы знаем, – перебила землеройка. Она выплюнула хвост, встряхнула, и он стал похож на сердитый вопросительный знак. – Джулиан Пик тут давно вынюхивает. Но директор всегда отвечает: не продается!

– Ваш… человеческий директор? Ты имеешь в виду старушку?

– Ее зовут Констанция Гарнер-Ги, и она больше чем директор. Она и куратор, и владелец музея, и она же ярлычки надписывает, и моет, и убирает, и ни разу за все эти годы она никогда, никогда, никогда не соглашалась даже разговаривать с этими жуликами-застройщиками. Но теперь подключилась мисс Тара Лед.

– А это кто?

– Женщина в соседнем зале.

– Она работает в Научном музее, – объяснил Бен. – Очень противная.

– Разрушительница в бархатных перчатках, – объявила землеройка.

– Да… можно и так сказать.

Бен глянул из-за витрины, с ужасом ожидая появления парочки. Землеройка носилась взад-вперед, трясясь от возбуждения. Что, если они это заметят, когда войдут? Если она будет продолжать, они обязательно заметят. А потом найдут и его.

– Вот что я тебе скажу, – заявила землеройка. – Тара Лед решила, что в городе может быть только один музей – ее, вот она и хочет заграбастать наши лучшие экспонаты для своего музея, а Джулиан Пик пусть рушит наш милый дом.

– Ты хочешь сказать, украсть?

– Ну, не совсем так, она собирается заплатить. Немного, но не в этом дело. Этот музей – наш дом, а она хочет нас переселить… Причем не всех. Ты что, не понимаешь? Вся коллекция ей в ее новом музее ни к чему. Мы слышали, что ее интересуют только «самые отборные экземпляры», и то на основе ротации. Ты знаешь, что это значит?