Евгения Овчинникова - Магия Зеро [litres]

– А ты?

– И я тоже.

Она снова отпила из кружки. Звякнул сообщением телефон, лежавший за пределами камеры. Она прочитала и улыбнулась.

– И что ты чувствуешь по этому поводу?

Я начала раздражаться. С недавних пор на этом вопросе мне хотелось захлопнуть ноутбук.

– Ну-у-у… Мне кажется, когда она такое устроила, он мог бы…

– Я спросила, что ты чувствуешь.

Я замолчала – снова шум волн и «Р», раздражение.

– Раздражение.

– Раздражение на что?

– Что он такой, – я хотела сказать много обидных слов: «тряпка», «слабак» или что-то похуже, но сказала: – Мягкий. И что мы снова делаем все, что она нам говорит.

– Хм… – Вера прочитала еще одно сообщение. К моему раздражению прибавилась «Т» – тоска. – Это называется эмоциональный перенос. Ты переносишь свою обиду на отца, хотя изначально она направлена на Сашу… эээ… то есть на твою маму.

– И что с этим делать?

Она ответила, что мы, то есть я и она, будем это «прорабатывать» и направим мою обиду «в правильное русло».

– Шутить с этим нельзя, – сказала она, – мало ли какие побочки [7]  Побочные эффекты, то есть нежелательные явления, возникающие в организме от действия лекарств. Здесь употреблено в широком смысле – непредвиденные результаты. ты словишь от вытесненной ненависти.

– Какие, например? – полюбопытствовала я. Побочки могли оказаться интереснее наших с ней сеансов.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – уклончиво ответила Вера. Она гипнотизировала меня, глядя в глаза из своего кабинета на Петроградке [8]  Исторический район Санкт-Петербурга. . – Но если ты почувствуешь какие-то изменения, неважно какие, любые изменения состояния, не стесняйся – звони или пиши мне в любое время, хорошо?

– Угу.

Я украдкой вздохнула и посмотрела на часы в правом верхнем углу. Оставалось еще сорок пять минут, целых полжизни.

Мы обсудили отношения родителей (они, говорит Вера, не твое дело), нашу семейную жизнь и финансовую ситуацию, мамину известность и что я чувствую – по каждому из этих поводов. Час наконец-то подошел к концу. Я с облегчением закрыла ноутбук и высыпала в рот горсть грибочков. Посидела с закрытыми глазами, успокаивая свои «О» и «Р». Они становились все меньше, и когда стали крошечными, я мысленно взяла щетку и вымела их на улицу.

После маминого исчезновения, все годы, пока мы с папой жили вдвоем, я была в такой глубокой заморозке, что ничего не ощущала. Чтобы справиться с пустотой, я начала рисовать, по крайней мере, так говорит Вера. На моих рисунках у людей были головы вымерших миллионы лет назад рептилий – кронозавров, архонов, плезиозавров. Краски были серыми и черными, мир вокруг – безразлично-отстраненным. Когда она вернулась, мир снова обрел цвета, запахи. Доисторические чудовища исчезли, их заменили рыбки и теплое синее море. Но вместе с мамой ко мне вернулись чувства, которые смели, оглушили меня: обида, злость, любовь и многие другие, о которых я почти забыла за три года ее отсутствия. Они были как незнакомые слова из книжки: тоска, возмущение, гнев, смятение, счастье. Я металась между их изобилием, каждый день решая то обойтись без них, то дать им волю.

После нескольких сеансов, на которых мы пытались выяснить, что я чувствую по тому или иному поводу, Вера сделала для меня «таблицу эмоций». В ней было 158 пронумерованных пунктов: чувства в алфавитном порядке и их краткое описание мелким шрифтом. Приходилось подносить распечатанную копию близко к глазам, чтобы разобрать описание. Каждый раз, когда я испытывала непонятную мне эмоцию, я доставала листы и сверялась с таблицей. Но пока вчитывалась в мелкие буквы, забывала, что ощущала на самом деле. Это почти всегда происходило между «Д» – досадой и «З» – завистью. Таблица не помогала, только вызывала «Р» – раздражение.

– Но теперь ты хотя бы можешь точно определить, раздражение это или нет, – оптимистично говорила Вера.

Я немного посидела, разгоняя последние мелкие «С», «З» и «А». Потом собрала волосы в хвост, надела первое попавшееся платье, привычно взяла рюкзак с болтавшимися в нем бумагой и карандашами и вышла из дома. Бабулек и детей не было – в это время жители уходят на сиесту [9]  Общая для некоторых жарких стран традиция обязательно отдыхать или спать в послеобеденное время. . По пустым улицам вышла к морю. Набережная в этом месте без спуска к воде, слишком опасны волны, слишком сильно они ударяются о камни, обрызгивая редких туристов. За горизонтом, в голубой дали били хвостами гигантские киты, рогатые корабли заходили в гавани, чтобы пополнить запасы пищи и воды. Я присела на парапет и смотрела на сплошной ряд домов, который прорезали щели-улицы. Достала бумагу и карандаши, закрыла глаза. Зазмеились черно-белые проходы между буханками хлеба, в них проплывали разноцветные рыбешки. Сверху – волнение воды и солнце.